— И только-то? Ну, дела! Неужели из-за той, с кудряшками?
— Просто отстал от поезда. Сократили стоянку, а я не знал.
Захарушкин лукаво подмигнул — заливай, дескать, баки кому другому!
— С кудряшками была ничего, но опаздывать из-за нее не стоило, честное слово! Или у вас серьезно? — никак ее мог успокоиться Константин. — А здесь дыра. Море, тундра. В Доме офицеров танцевать не с кем. Замужние не ходят, а девчонки-школьницы с белыми бантиками. С ними только хоровод водить!
Кузовлев с трудом привыкал к скудной земле тундры с острыми громоздящимися скалами и глазастыми озерами. В промозглом холоде не чувствовалась весна. Но этот безлюдный, суровый клочок и притягивал: в нем было много любопытного и нового. Лейтенант старательно обследовал поселок, с интересом приглядывался к нему и открывал для себя что-то совершенно новое. Сначала его поражали деревянные мостовые и тротуары. Они в сухую погоду одинаково гулко разносили тяжелый топот и перестук женских туфель. Но стоило пройти дождю или опуститься сырому туману, как доски замолкали. Неяркое солнце высушивало горбыль, и он снова начинал гудеть под ногами прохожих рассерженными контрабасами. Это было романтично и загадочно. Не каждому доведется это наблюдать.
Необычно выглядели серые трехэтажные дома с маленькими квадратными окнами на высоких столбах. Оторванные от вечной мерзлоты и продуваемые всеми ветрами, они издали напоминали тяжелые танкеры. От Песчаной косы поселок круто подымался вверх, как будто карабкался по лестнице. На первой ступеньке — аэродром; на второй, за Черными скалами, — поселок; на третьей — метеостанция полярников с высокими пиками антенн, перевитых паутиной проводов.
Однажды по дороге в штурманский класс лейтенант Захарушкин остановил товарища:
— Володька, ты видел памятник освоению Севера?
— Нет.
— Идем покажу.
Перед летчиками открылся лежащий на боку рубленый дом, придавленный островерхой крышей. Огромная сила растянула стены, как мехи гармошки, вырвав бревна из глубоких пазов.
— Поставили дом на фундаменте. — Захарушкин ногой постучал по сосновому кругляшу. — А мерзлота — раз — и опрокинула. Теперь научились строить. Видел, на каких ходулях стоят дома?
— А полоса как здесь? — спросил Кузовлев, с некоторым беспокойством думая о предстоящем полете.
Он давно убедился, что нет одинаковых аэродромов и каждый обязательно таит в себе какую-то особенность: у одного закрытый подход через горы, у второго ограниченная полоса, у третьего страшный боковик. И это все должен преодолеть летчик, выйти победителем часто из непредвиденных обстоятельств.
— Полоса как полоса, — беспечно улыбнулся Захарушкин. Ему сейчас совсем не хотелось говорить о полетах. — Какой ей еще быть, этой полосе? — Голос Захарушкина зазвучал лукаво-заговорщически. — Вчера вот в Доме офицеров были танцы. Объявились две хорошенькие учительницы — Зоя и Надя. — От удовольствия он прищелкнул пальцами. — Я им все уши прожужжал о тебе: хороший парень, холостяк. Зоя мне понравилась. Танцует легко, веселая. Надя серьезнее. Да чего я разболтался, сам увидишь их!
— А я их видел уже. Вместе плыли на пароходе.
— Ну и жох ты, Володька! Тебя не обскачешь.
— Не до танцев сейчас. Сам знаешь, надо сдавать зачет по району полетов.
— Да, райончик здесь не подарочек, — усмехнулся Захарушкин. — Море и тундра. Глазу не на чем зацепиться. Не полет, а черт-те что! Но все равно — полеты полетами, а приходи на танцы. Я девушкам обещал. Сироткин вон пошустрей тебя. Он учительницам уже полку для книг смастерил.
— Ну что ж. Это его дело. Посмотри: это дом зимовщиков?
— Наверно.
— А вдруг здесь размещался штаб спасения челюскинцев? — с интересом посмотрел Кузовлев в сторону метеостанции полярников.
Кузовлев пригляделся к аэродрому. Справа зеленая холмистая тундра с блюдцами расплесканных озер и болотами. Слева узкая Песчаная коса, вытянувшаяся вдоль моря. Ветер дул с моря, и в воздухе чувствовались студеность ледяной воды и едва ощутимый запах йода. Небо не сулило ничего хорошего — низко ползли тучи, сея мелкий дождь. «Не полет, а черт-те что», — повторил он про себя слова Захарушкина. Так тот выразил свое отчаяние после нескольких полетов над морем. «А мы еще посмотрим, как и что. Без трудностей нет жизни», — решил Кузовлев.
Одно слово — Арктика! Лет десять — пятнадцать назад всех прилетевших сюда летчиков назвали бы героями, но сейчас это в порядке вещей. На Песчаную косу сели не прославленные летчики, а обыкновенные молодые офицеры.
— Товарищ лейтенант, спарка готова к полету! — доложил механик самолета.