А подполковник Сидоренко все выделывал фигуры высшего пилотажа, не зная усталости. Из-за солнца самолет нельзя было рассмотреть — о поведении летчика четко докладывал мотор: затихал — пикировал к земле, сильно завывал — начинал набор высоты.
В тени деревьев Луговой увидел разбросанные по полю огромные фанерные ящики. Едва удержался, чтобы от радости их не пересчитать. Истребителей теперь хватит на всех летчиков. Около «мигов», сверкающих свежей краской, суетливо возились механики. К одним самолетам подвешивали крылья, на другие устанавливали трехлопастные винты.
— Николай! — громко закричал высокий механик в синем комбинезоне и побежал к летчику, косолапо загребая ногами песок.
— Топтыгин! — Луговой почувствовал, как спазма сжала горло, и бросился обнимать механика, прижался к его колючей, небритой щеке.
— Николай, Колюнька! — Михаил Потапович растроганно хлопал сержанта по спине, шумно затягивал носом воздух. — Колюнька, Николай, Колюнька!
— Вот и увиделись! — радовался Николай. — Как моя «десятка»?
— Ждет хозяина. — Механик смотрел на Николая повлажневшими глазами. — Хотели забрать в управление… А я не разрешил — сказал, что мотор барахлит. — Топтыгин лукаво подмигнул: — Механик не захочет, черта два кто подымет самолет. Десять инженеров не помогут.
— А сейчас как? — встревожился Луговой.
— Порядок. Обороты в наших руках. И сбросить можно и добавить.
— «Миги» нравятся? — осторожно спросил Луговой.
— Машина хоть куда. Такой еще не было. Я весь самолет облазил, в кабине посидел. Классный истребитель. И вооружение хорошее. — Механик тяжело вздохнул: — Командир полка лютует. Приказал день и ночь, без отдыха, собирать истребители. А летчиков больше половины нет… Улетели перегонять «Чайки», на «мигах» еще не вылетали.
— А я на чем буду летать?
— Пока на «десятке», а потом все образуется.
Летчики заметили около «Чайки», сержанта Лугового. Подбежали к нему, возбужденные и радостные. Окружили, тискали. Наперебой задавали вопросы и, не дожидаясь ответа, сыпали новые. Хотя они не успели еще подружиться с новым летчиком — доверчиво тянулись сейчас к нему. Своим появлением на аэродроме, в полку, сержант Луговой снимал с себя все нелепые обвинения, и это расценили как победу!
Он обнимал всех по очереди. Все сейчас казались ему близкими и родными. Иногда почти жалобно просил:
— Черти полосатые, рассказывайте, как жили-то без меня?
— Хорошо, — за всех ответил командир звена и, стараясь опередить других, выпалил: — Слышал новость? Обещали нам кубики подбросить. Будем командирами.
— Летаете?
— Иногда, — уклончиво ответил кто-то.
Луговой понял, что летчики не хотят говорить ему о «мигах», и спросил резко, в упор:
— На «мигах» вылетали? Как истребитель?
— Аппарат! Самому попробовать надо, — чуть не захлебываясь от восторга, сказал один летчик и от удовольствия прищелкнул языком.
— Дал газ — и полез!
— Все обойдется, — почувствовав настроение товарища, летчики постарались его успокоить. Кто-то из стоящих рядом привлек к себе Лугового и горячо, убежденно сказал:
— Будешь летать не хуже нас на «миге»!
Звук незнакомого самолета — резкий и звенящий — неожиданно вырвался из-за леса. Как по команде, летчики все разом посмотрели на небо.
— Везу-везу-везу, — пропел кто-то над ухом.
— Брось! Не до шуток, — сказал другой. — И без того тошно. Снова появился!
— Немецкий разведчик! Второй раз уже сегодня прилетает!
— Надо сбивать! — горячился Николай.
— Нельзя, — угрюмо бросил механик. — Сидим, как на пороховой бочке, — того и гляди, фитиль подожгут.
— А я, будь командиром, дал бы команду сбить, — не унимался Луговой…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Иван Данилович Сироткин удивленно вертел перед собой синий конверт с жирными черными печатями. От лица отхлынула кровь. Может, что-то случилось с Ромкой. Молодой, как бы не начудил чего. Пожалел, что тогда так и не удалось поговорить с глазу на глаз. Провожал в армию с надеждой, что сын будет служить хорошо. А вот, поди узнай, как он служит? Конверт жег руку. Так и не успокоившись, долго вчитывался в прыгающие строчки пишущей машинки:
«Уважаемый Иван Данилович!