Женщина увидела лейтенанта, из последних сил рванулась к вагону, но споткнулась и упала. Кузовлев бросил поручень.
— Где вещи снять? Телеграфируйте, товарищ лейтенант! — кричала проводница. Голос ее относило встречным ветром и стуком колес.
Когда Кузовлев подбежал к попутчице, та пыталась подняться, упираясь рукой о землю. Лицо ее побледнело, старательно причесанные волосы рассыпались.
— Я, кажется, ногу сломала…
— Попробуйте встать. — Лейтенант обнял женщину, осторожно поддерживая.
— Ой, больно!
— Все будет хорошо, все будет хорошо, — успокаивал Кузовлев плачущую женщину. Он подхватил ее на руки и медленно понес к вокзалу.
Осознать случившееся не было времени. Женщина с закрытыми глазами стонала у него на руках. Сильная боль исказила ее красивое лицо, темные растрепавшиеся волосы подчеркивали ее бледность.
До самой последней минуты лейтенант надеялся, что у попутчицы не перелом, а простой ушиб. Но, когда озабоченный врач с санитаром положили ее на носилки и понесли к машине «скорой помощи», Кузовлев испугался.
— Муж, садитесь! — требовательно сказал врач и распахнул дверь машины. — Опустите приставное кресло.
Пронзительно завывая, машина помчалась по узким улочкам приморского поселка, среди садов и виноградников.
На носилках женщину внесли в больницу. Высокий врач в белом халате с двумя темными пятнами йода распорядился:
— В операционную.
— Подождите! — взмолилась она и навзрыд заплакала, видимо от внезапного страха перед всем предстоящим.
Кузовлев крепко сжал ее холодную руку.
— Все будет хорошо, все будет хорошо, — растерянно успокаивал он женщину, не выпуская ее руки.
Белая застекленная двустворчатая дверь распахнулась и сразу закрылась, проглотив каталку.
Лейтенант Кузовлев почувствовал себя виноватым в том, что не уберег попутчицу. Надо было проводить ее до телеграфа. Будь он чуть расторопнее, ничего бы не случилось. Вот и сейчас. Почему он не спросил, кому сообщить о случившемся.
— Пройдемте в регистратуру, — позвала медсестра и посмотрела на Кузовлева сочувственно, с нескрываемым любопытством.
— Как ваша фамилия? — Девушка обмакнула перо и зацарапала по бумаге, стараясь снять приставший волосок. — Имя вашей жены? Отчество? Сколько лет? — Она задавала вопрос за вопросом. — Ваш домашний адрес?
— Не знаю… Я не знаю ни имени, ни отчества, ни фамилии этой женщины, — смущенно сказал Кузовлев и развел руками: — Мы попутчики.
— И вы из-за нее отстали от поезда?
Девушка уже не скрывала своего интереса к стоящему перед ней молодому мужчине. Ниточки ее бровей поползли вверх.
— Вы храбрый, — неожиданно заключила она, словно подытоживала свои мысли. — Придется все узнать у больной. — Девушка дошла до двери и обернулась. Подведенные брови снова чуть-чуть приподнялись: — А как вас зовут? Как ваша фамилия? Она ведь вас тоже не знает. Не знает ни имени, ни фамилии своего спасителя.
— Владимир Кузовлев.
— А вы женаты? — лукаво спросила девушка.
— Нет, — вполне серьезно ответил он.
Медсестра не появлялась долго, и Кузовлев уже начал волноваться.
— Вы тут? — услышал он наконец. — Да сидите, сидите! Хирург узнал: зовут ее Наташа, — сказала медсестра. — Наталья Николаевна Луговая. Она балерина. Перелом голени, закрытый. Наложили гипс. Сделали укол. Сейчас спит. Проснется часа через два-три. Будете ждать? Или напишете записочку?
— Когда ее могут выписать?
— Месяца через полтора или два, если все будет благополучно, — со знанием дела ответила медсестра, и вдруг в глазах ее мелькнул испуг: — Балерина — и ногу сломала. Вот ведь! — Словно до нее только сейчас дошел весь трагизм создавшегося положения.
— Она балерина? — переспросил Кузовлев, тоже удивленный и испуганный. — Как же она танцевать-то будет?
— Вы останетесь пока здесь или уедете сегодня же? — спросила медсестра.
— Мне надо прибыть в часть не позже двадцать пятого!
— Вы военный?
— Да.
— Если не секрет, кто?
— Летчик.
— Знаете, я так сразу и решила, — затараторила медсестра. — Только летчики такие смелые.
— Ну это вы напрасно. Смелых ребят у нас много.
Медсестра вздохнула, думая о чем-то своем. «Если бы вы были девушкой, то узнали, как ведут себя парни. Стоит один раз сходить на танцы. И все ясно».
Лейтенант Кузовлев устроился за столом, уставился на белый лист бумаги. Ему многое хотелось написать своей попутчице. Но слова не шли в голову. Собрать, отыскать самые нужные, чтобы успокоить ее и поддержать, если это возможно.