— Трошки спухненты, — засмеялась девушка. — Ты не элегант, но файный хлопак. До свадьбы заживет!
Ночная прохлада охладила горевшее лицо летчика. Он держал руку Маришки, гладил ее нежную кожу и чувствовал приятную теплоту ее тела.
— Ты муй файный хлопак! — повторяла Маришка и крепче прижималась к Николаю…
Перед рассветом 22 июня 1941 года гроза разразилась над северной стороной леса, и гигантские скопища черных туч повисли над лагерем и аэродромом истребительного полка. Ударил гром и гулко прокатился по пшеничным полям и сонным деревенькам. Всполошно закричали птицы, но скоро угомонились. На какое-то время наступила звонкая ночная тишина. Сосны стояли не шелохнувшись, словно вросли в небо.
И вдруг откуда-то издалека стал нарастать тяжелый гул моторов. Он обрушился на лес, и из косматых черных туч, почти невидимые в темноте, с тяжелым грузом на борту, вывалились клиньями бомбардировщики. Огромное пламя, как гигантский разряд молнии, охватило полнеба, высвечивая макушки сосен. Взрывами с крепежных столбов сорвало планшеты, тугой брезент палаток рвали горячие осколки острого металла, вверх летели сухие комья земли, обрубленные сучья и ветви деревьев.
Пламя пожаров высветлило глухие коридоры темных просек, мечущихся полураздетых людей и стонущих раненых.
На линейке клеверного аэродрома горели «Чайки», «миги», рвались баки с бензином, снаряды и патроны. Красные языки огней и дымные, хвостатые костры опоясали огромное поле тугим кольцом.
Первая разорвавшаяся бомба как ветром сдула летчиков третьей эскадрильи с пригретых коек. Просторная шестиместная палатка сразу стала тесной, и люди, хватая оружие, сбивая друг друга, вылетали наружу.
— Все на аэродром! — громовым голосом кричал капитан Богомолов.
Освещенный кроваво-красными сполохами огней, комэск, как кузнец у наковальни, размахивал правой рукой, и кулак взлетал, как огромная кувалда.
Николай Луговой вскочил на ноги вместе с другими летчиками при первом взрыве бомбы, но чуть замешкался между койками и буквально вывалился из горящей палатки.
Темные тучи по-прежнему накрывали лес, но в редких разрывах уже проглядывала синева. Послышался надсадный гул, и над макушками деревьев появилась новая группа черных самолетов. От самолетов отделились бомбы и, нелепо кувыркаясь, понеслись к земле.
— Немцы! — ужаснулся Николай.
Взрывы прокатились по всему лесу, и красные сполохи огней запрыгали за стволами деревьев и палатками. Первые удары еще не успели замолкнуть, как начали рваться новые бомбы и на землю посыпались свистящие осколки, срезанные ветви деревьев и комья глины.
За первой группой бомбардировщиков налетела вторая. Немецкие машины сплошь закрыли небо над аэродромом. И снова гулко ухали бомбы, разрываясь в глубоких оврагах и болотах.
Небо понемногу очищалось, и края облаков по-утреннему начинали светиться в первых лучах яркого солнца. За глухой стеной деревьев раздался звенящий звук винта «Чайки». Луговой не видел самолета, но догадался по форсажу мотора, что летчик взлетел почти без разгона. На такое мастерство были способны только два летчика: командир полка и капитан Богомолов. Кто из них пошел на риск и взлетел под рвущимися бомбами? Николай не успел отыскать в небе самолет, как длинная очередь распорола воздух.
Наш летчик на истребителе где-то в стороне атаковал противника. Луговой весь превратился в слух. Ему хотелось быть сейчас в воздухе, чтобы так же бесстрашно атаковать противника. В первую минуту он подумал о Маришке, ее дяде Стефане, о жителях маленькой деревушки под соломенными крышами. Что теперь с ними будет? Немецкие летчики бросают бомбы, не считаясь с мирным населением. Старый Стефан был прав: от фашистов ждать хорошего нечего. Но что же произошло: провокация или немцы начали войну? Мысли его лихорадочно путались. Где-то в глубине души шевельнулась тревога за родителей. Запыхавшись, он добежал до аэродрома и оторопело остановился: горели «Чайки», смрадный дым клубился над росистой травой. Механики и техники растаскивали по сторонам уцелевшие истребители.
В открытом поле было светлее, хотя по небу плыли остатки иссиня-черных туч и холодными льдинками дотаивали последние звезды. Из клубов дыма вышел, сутулясь, красноармеец. По широкой спине Николай узнал своего механика самолета Михаила Потаповича. Тот тащил на плече два цилиндра, держа наперевес винтовку.
— Топтыгин! — отчаянно крикнул Луговой, но не услышал своего голоса. В ушах стоял звенящий гул бомб.
— Сынок! — Механик шагнул навстречу, но тяжелая ноша покачнула в сторону. — Видишь, что делается?! — чужим голосом сказал он неестественно громко. — Война! Самолеты пожгли на линейке. Будут теперь у нас в полку, как в старой деревне, безлошадники.