Ю-88 не заставили себя долго ждать. Бомбардировщики шли в связке трех звеньев. На солнце ослепительно поблескивали желтые концы закругленных крыльев. По четкости строя фашистские самолеты напоминали шагающих на параде солдат, которые строго выдерживали равнение и дистанцию, чеканя шаг.
С земли с запозданием ударили зенитки, и ватные шарики заплясали сзади самолетов. Артиллеристы прицелились точнее, и разрывы, как рыболовная сеть, окутали бомбардировщики, но самолеты стаей плотвы проскочили через широкие ячейки, продолжая все так же упорно двигаться вперед, нагоняя страх на зарывшихся в землю пехотинцев.
Луговой обернулся, чтобы убедиться, что ведомый не отстал. Пожалел, что сгоряча окрестил товарища трусом. Знал: Сидоренко уже прилип к репродуктору на КП и будет напряженно ловить каждую команду и слово летчиков. Внизу начался бой. Полетел к земле первый сбитый бомбардировщик. Пламя лизнуло правый мотор, и черный шлейф дыма, сбиваемый ветром, мазнул небо.
Летчик до боли в глазах вглядывался в синеву, чтобы не пропустить истребители противника. Рассыпанный строй Ю-88 сошелся, как лезвия ножниц; бомбардировщики сомкнули строй.
— Атакуй! — крикнул Луговой.
Сверкающая стеклянным блеском кабина вражеского самолета росла у него на глазах. Ударил метров с пятидесяти. Рядом, вонзаясь в землю, прошла красная трасса фашистского истребителя. Второй его удар пришелся по сероватому брюху бомбардировщика, похожего на огромную рыбину. В круговерти воздушного боя, когда одна атака сменялась другой, он не заметил, когда к нему подстроился Родин.
На разборе Богомолов дал оценку действиям каждого летчика группы и назвал Родина трусом. Вечером Родин спросил Николая Лугового срывающимся голосом, ища поддержки.
— Ты тоже считаешь меня трусом? Пойми, — захлебываясь словами, сипел Родин, — есть счастливчики и есть неудачники… Я просто неудачник.
— Будешь со мной летать? — предложил Николай.
— Поверил?.. Да я… Ты меня не узнаешь! Я тоже хочу сбивать… Иметь сбитые фашистские самолеты, как у всех вас. Ты двух здорово завалил. Ты вообще везучий. К Маришке вон подобрал ключи.
— Дурак ты, — вспылил Николай. — Ты же с Валей дружил. — Кровь отхлынула от лица. — Какие ключи?.. Мы любим друг друга… Разве ты не любишь Валю?
— Не знаю… Хорошая девушка.
— Вот так. Ты сам не знаешь, что тебе надо. А пора бы знать, не маленький.
Все эти события последних дней вихрем пронеслись в голове Лугового после такого лестного для него предложения — летать вместе с самим командиром полка. А Сидоренко и не нужен был ответ Лугового. Он увидел его в сияюще-восторженных глазах молодого летчика…
Прошла неделя. Ревущий звук немецких самолетов обрушился на аэродром неожиданно.
— Воздух! — запоздало закричали наблюдатели в разных сторонах аэродрома. — Воздух!
Из колхозного сада ударили установки счетверенных зенитных пулеметов, и тут же застучали скорострельные пушки. Разрывы зенитных снарядов заплясали по небу.
Шестерка «мессершмиттов» пронеслась бреющим полетом над аэродромом, обстреливая стоянки самолетов. Пули без свиста секли стволы яблонь. Снежная пыль скрыла от стоящих на стоянке людей взлетевший самолет из дежурного звена. Он еще не успел подняться, как послышался свист падающих бомб. Михаил Потапович сбил Лугового на землю.
— Кто взлетел? — прохрипел сердито лейтенант. — А, Потапыч?
— Дежурили Лебедев с Родиным.
Ме-109 развернулись шестеркой над перелеском и снова зашли на аэродром, чтобы полосовать его из пушек и пулеметов.
«Фашистские самолеты летают, как у себя дома, а я ползаю по снегу, прячась от пуль», — с укором подумал о себе Луговой. Сорвавшись с места, прыжками устремился через поле к дежурному звену. Никогда еще родное небо не казалось ему таким страшным. Рядом то и дело рвались снаряды и цокали пули, а он бежал, не сбавляя скорости, презирая смерть.
— Почему сидишь? — в бешенстве заорал Луговой Родину изо всех сил и застучал ладонью по крылу самолета. — Взлетай!
— Собьют! Видишь, что делается, — криво усмехнулся тот, клацая зубами. Лицо белое, губы бескровные. — Взлетать под обстрелом?
— Трус! — презрительно плюнул Луговой и выдернул из кабины упиравшегося летчика.