А с Надей совсем другое. Эта милая девушка нравилась ему своей добротой, общительностью. Она очень любила детишек и всегда подробно рассказывала ему о них, делилась своими тревогами и заботами. Он всех их знал по именам. И сейчас ему не терпелось узнать последние новости. Что там еще они натворили за долгую неделю? Учительницу больше всех огорчал неугомонный Хосейка. Кузовлев представил себе этого озорного черноглазого паренька, который обязательно что-нибудь напроказничает. Вместе с Надей радовался успехам прилежной девочки Небене, восхищался рисунками Окси. Девочка несомненно обладала талантом. Ей нужно помочь поступить в художественное училище. В Надином классе двадцать пять учеников. И все разные. Но каждый чем-то интересен. Кузовлев вспомнил свой последний разговор с Хосейкой.
— Почему ты не любишь решать задачи, Хосейка? Надежда Кирилловна жаловалась на тебя. Математика в жизни нужна. Я по себе это знаю. Кем ты хочешь быть?
— Капитаном, а может быть, летчиком, — опустив голову, буркнул мальчишка.
— Понял тебя, Хосейка. Но пойми и ты, капитаны пароходов и летчики всегда дружат с математикой. Как ты найдешь дорогу в тундре, если заблудишься?
— Отыщу Полярную звезду и погоню на нее олешек. Хей-хыть, хей-хыть!
— А если Полярная звезда будет закрыта облаками? Что ты будешь делать?
— Лягу спать. Заберусь в чум. Облака раздует ветер. Выглянет Нгуен.
— А у тебя есть компас? Ты знаешь, что по нему можно находить дорогу?
— У меня есть компас. Стрелка не врет, но Нгуен лучше.
— Ты должен хорошо учиться, Хосейка.
— Тарем, тарем — хорошо, ладно.
Кузовлев с радостью ожидал встречи с Надей. Он обязательно расскажет ей о книге, которую получил от замполита Федорова. В ней много интересного о походе «Челюскина», об Отто Юльевиче Шмидте и отважных полярниках. Вспомнил недавний спор с Надей о профессиях. Она с апломбом сказала, что ее профессия вечная, а военные летчики не всегда будут нужны. Владимир тогда обиделся и не стал с ней спорить. Сегодня он был готов продолжать с ней спор. Настанет время, когда, может быть, не нужны будут военные, но профессия летчика не исчезнет. Появятся новые конструкции самолетов. Их можно будет освоить. А как же космос? Туда люди будущего будут летать, как мы сейчас в Крым. Кто же их поднимет в воздух? Конечно, летчики. Может быть, называть их будут как-то по-другому, например аэронавтами или космонавтами. Новые самолеты будут стартовать со специальных площадок, а аэродромы окажутся ненужными и их перепашут. На месте бывших взлетных волос будут расти яркие цветы или заколосится пшеница. Это уж где как. Профессия летчика героическая. В этом нет преувеличения. Он и не думал набивать себе цену. Но откуда знать Наде, простой учительнице, что в полете часто создаются аварийные ситуации и тогда выручает только самообладание, выдержка, трезвый расчет и мгновенная реакция. Разве каждому под силу такое? Эти качества характера летчик вырабатывает во время учебы и полетов. «Может быть, я буду летчиком!» — вспомнил Кузовлев слова Хосейки. — Правильно решил. Нам нужна хорошая смена». Кузовлев любит свою специальность. И если бы пришлось жизнь начинать сначала, снова бы подал документы в летное училище.
Кузовлев задумался и не заметил, что отстал от товарищей. Они были уже далеко впереди. Даже доски мостовой, которые гудели сегодня под ногами рассерженными басами, не привлекали его внимания.
В зале он не сразу отыскал знакомых учительниц. Было душно. Музыканты настраивали инструменты, и первые аккорды скрипки и аккордеона смешивались с гулом голосов и веселым смехом. Кузовлев увидел Захарушкина. Тот проворно пересек зал и подошел к девушкам, которые приветствовали его радостными восклицаниями. Кузовлев присоединился к их компании.
— Здравствуйте, девушки, — сказал он глухо, завидуя Захарушкину, который с удивительной легкостью заводил знакомства, нес чепуху, приковывая всеобщее женское внимание.
Надя холодно посмотрела на него и, словно задавшись целью позлить его, прижалась плечом к Захарушкину, вызывающе громко смеялась. Кузовлев никак не мог понять, что с ней происходит. Видимо, сегодня не получится у них душевного разговора. И уже пожалел, что пошел на поводу у Захарушкина — поперся на танцы. Радость от встречи, о которой он думал, пропала. На какой-то миг с неприязнью подумал о Захарушкине: уж не он ли что-то наговорил о нем Наде. Ему стало не по себе. Стоял как неприкаянный.