— А где пополнение? — повернув голову на простуженный, прокуренный голос, спросил старшина Макарчук. Стянутая тугим воротником гимнастерки шея покраснела. Он посмотрел на низкорослого солдата, на его автомат ППШ с круглым диском, обчирканный красным кирпичом. — Ты что, один?
— Один. Пятеро нас вышло из полка. Да четверо на дороге остались. Пальнул, гад, из миномета и накрыл. Парни были со мной из госпиталя. Жаль их. Да и меня чуть не зацепило осколком. Во, гляди, как шинель посекло, да бог миловал!
— Бог-то бог, да не будь сам плох, — сказал раздумчиво старшина и смачно плюнул на пол. — Чего говорить, насмотрелись мы здесь смертей дополна! Ну, представляйся, пополнение. Придется тебя на довольствие ставить, приписывать к нашим котелкам. Фамилию свою назови и имя. Пока так запомню, а утром зарисую в блокнот. Отличишься, доложу комвзвода, кого к награде представлять. Сам откуда будешь, такой шустрый? К нам направили, к автоматчикам? Саперы на первом этаже, а мы в подвале. Разобрался, кто тебе нужен?
— Приказали отыскать взвод младшего лейтенанта Петухова. Выдали каждому по автомату и гранаты.
— Был взвод, — грустно сказал старшина. Глаза его потемнели. Он попробовал расстегнуть тесный ворот гимнастерки и оторвал пуговицу. — Черт, без рук пришивали!
— Жернаков я, Петр. По отцу Иванович. Владимирский.
— Будешь знать, Петр Иванович, попал ты к автоматчикам. Старшина я, Макарчук. С другими бойцами успеешь еще познакомиться.
При свете трех чадящих ламп, сделанных умельцами из стреляных артиллерийских гильз, сидели и лежали на перетертой соломе семь человек: солдаты и одна девушка-санинструктор.
— Маловато вас, — грустно заметил Жернаков, вглядываясь в лицо каждого. Проснувшимся приветливо кивнул.
— Не густо, — согласился пожилой усатый автоматчик, которого любя называли дядей Ваней. — Не прибавить не отнять — все налицо! А пол-улицы держим.
— Улица ваша Карусельная, я прочел название, — поддержал Сироткин.
— Наша улица! Это точно.
— Была улица. Я помню, три дома стояло. А где они сейчас? — откликнулась санинструктор Ульяна, светлоглазая стройная девушка, на которую Сироткин давно обратил внимание.
— Жернаков, ты случайно не помнишь, какое сегодня число? — спросил усатый автоматчик.
— Семнадцатое или восемнадцатое.
— Я сейчас сосчитаю, — отозвался из темного угла Иван Сироткин. Протянул руку к сырой штукатурке, где зияли свежие царапины.
— Не смей! — почти с рыданием крикнула девушка. — Витька считал, сколько дней мы оборону держим… Убили! — заплакала навзрыд. Ткнулась головой в санитарную сумку.
— Ладно, успокойся, не буду.
Старшина Макарчук неторопливо вытащил из кармана за ремешок толстые модные часы, постучал по стеклу ногтем и вразумительно сказал:
— Вышли мы из полка вчера вечером. Я строевую записку писал. Было восемнадцатое. А сейчас три часа ночи, новый день идет. Выходит, сегодня девятнадцатое. Ты, Жернаков, лучше расскажи, что видел? Помощь ждем. Пристыли мы здесь, считай, второй месяц идет…
— Когда из госпиталя к Сталинграду везли, войск много встречал. А куда эшелоны направление держали — не понял. До черта на платформах стояло орудий! Танки попадались. Брезентом их накрыли, но дураку ясно: танки, «Катюши» углядел. Наступать скоро должны.
Младший лейтенант Петухов проснулся от громких голосов. Подымаясь, вошел в желтый круг, высвеченный артиллерийскими гильзами. В волосах седые пряди. Глаза потемнели, а лицо с заострившимися скулами приобрело дерзкое выражение.
— Почему не спите? Что случилось? Старшина, у тебя чай остался?
Макарчук протянул круглый котелок с вмятиной на боку:
— С глоток, поди, еще наберется. Пополнение прислали из полка.
— Много? — младший лейтенант сонно щурился, с трудом удерживая отяжелевшую голову.
— Один дошел.
Младший лейтенант Петухов потер рука об руку. Ладони скребли, как наждачные камни.
— Товарищ младший лейтенант, — сказал усатый автоматчик и поднял гильзу от артиллерийского снаряда с огнем, чтобы посветить вошедшему, — Жернаков по всем статьям солдат. Автоматы притащил. А тут еще, как чирь на шее, сидит фашистский снайпер. Неужели его так и не перехитрим?
— Сироткин вызвался караулить снайпера, — сказал, окончательно просыпаясь, Петухов. — Попрошу саперов, чтобы трансформаторную будку взорвали.
— Я иду, — поднялся с пола Иван Сироткин, отряхивая с шинели приставшую солому. — Мушку чуток прикопчу на винтовке и пойду. Он неторопливо принялся собираться. По-новому перемотал волглые портянки, потопал валенками, разминая складки закрученной байки. Подул в меховые рукавицы.