– «Сволочи!» – про себя подумал Стэн.
Открыв дверь, он вошел в квартиру. Наличие подслушивающей и всякой другой аппаратуры, установленной в комнатах, Стэн выявлять не стал. Было совершенно очевидно, что все помещения квартиры ей напичканы. Стэн остановился посередине прихожей и опять начал мучительно соображать, пытаться домыслить почему его жизнь вдруг кого-то так заинтересовала, зачем и по чьему приказанию за ним установили слежку в таком неординарном масштабе. Во всем этом был какой-то скрытый тайный смысл, к сути которого Капенда никак приблизиться не мог. Нужна была соответствующая информация. Но кто ее мог бы предоставить? Стэн начал перебирать в памяти имена людей, способных это сделать. Размышления были не долгими. Мысль остановилась на фамилии Курл.
Филипп Курл был давним школьным товарищем Стэна. Он учился с Капендой в одном классе весь срок обучения в школе. Мальчики часто встречались во внеурочное время, так как жили недалеко друг от друга. Филипп являлся единственным, но тщедушным и физически слабым сыном довольно обеспеченных родителей. В числе его главных достоинств выделялись гиперболизированная принципиальность и безграничная тяга к справедливости, за что в школе его часто били. Эти особенности Курла очень нравились Стэну, самому, хотя и в меньшей степени, страдавшему от этих качеств. В этой связи произошло сближение подростков. Когда Стэн объявил Курла своим другом, избиения прекратились. Стэн предупредил школьников, что каждому, кому не нравится принципиальность Курла, обязательно придется иметь дело и с ним тоже. Между собой друзья называли друг друга засекреченными от других учеников именами. Курл называл Стэна, никому кроме их двоих не известным прозвищем, «Алекс», Стэн звал Курла русским именем «Федот».
Профессиональные пути друзей разошлись, но крепкие дружеские связи остались. После школы Курл поступил в Колумбийский университет на факультет журналистики. Окончив обучение в университете, Филипп женился, у него родились две дочери. Свою карьеру Курл начал в газете «Нью-Йорк таймс» и вскоре стал классным журналистом. Ни раз Стэн обращался к Курлу за советами и всегда получал то, что было нужно. Именно с Филиппом Курлом и решил Капенда посоветоваться по интересующему его вопросу. Сделать это надлежало как можно быстрее. Но раскрывать свои давние связи перед теми, кто начал охотиться за каждым словом и движением Стэна он не хотел. Капенда вообще не желал ставить кого бы то ни было под удар неизвестных лиц, интересующихся его частной жизнью и особенно приготовлениями к трудному «путешествию» в Анголу, сопряженному со смертельной опасностью.
Капенда вошел в центральную комнату квартитры и включил на полную громкость телевизор. Затем он прошел в кухню, открыл кухонный навесной шкаф, взял с полки начатую бутылку виски, налил полный стакан напитка и быстро опракинул его себе прямо в горло. После этого, морщась от выпитого, Стэн снова наполнил до половины стакан виски и вернулся опять в большую общую комнату. Поставив стакан с алкоголем на пол, он завалился на диван, положил ноги на журнальный столик, и начал обдумывть план действий завтрашнего дня.
Утром Стэн быстро освежился под душем, позавтракал и начал было проверять всю свою одежду с целью обнаружения в ней чипов и всякой другой электронной пакости, предназначенной для слежения и подслушивания, но вскоре бросил это нудное занятие и надел на себя все то, что было на нем вчера. Затем он спустился в подвальный гараж, сел в свою машину и направил ее на северо-восток города. Стэн ехал в Бронкс, туда где жил его друг Ник Джонсон.
От мысли, что каждый метр движения его машины фиксируется неизвестно где находящимися приборами, Стэну было, если выражаться литературным языком, нехорошо. Сзади никаких подозрительных автомобилей не было, но невидимых наблюдателей Капенда чувствовал затылком, кожей спины, чем угодно. Нескромный Джонсон в таких случаях любил употреблять выражение: «Я их чувствую анусом». Таких гадостных ситуаций у Стэна в жизни было несколько и раньше он уже испытал на себе такое состояние. Однажды Стэн узнал, что один гнусный тип из некой паршивой организации тайно наводил о нем справки. Собирал и обобщал сведения о его семье и о нем самом, о его прошлом, настоящем и благонадежности. Капенда об этом ничего не знал и был подобен инфузории, которую внимательно изучал под микроскопом какой-то маниакальный врач-исследователь, с полным от вожделения ртом слюней. О случившемся Стэну сообшил его друг, только через несколько месяцев. Капенде было от этого невыносимо противно даже спустя много лет. Он сравнивал такую деятельность интересующихся им господ из поганой организации с ковырянием, в отсутствии дома хозяев, какого-то чужака в баке с грязным нижним бельем, обнюхиванием им каждого предмета туалета своим крысиным носом и отскабливанием ногтем приставшего к этому белью дерьма.
Если по отношению к себе из-за своей прежней наемнической деятельности Капенда все же допускал раньше такое отношение, то тоже самое в связи с одним из своих знакомых все это выглядело совершенно по-свински. Его старый школьный приятель, непричастный к чему-либо сомнительному, просто хотел жениться на дочери одного секретного агента низшей категории. Тот изучил всю биографию парня, но что-то в ней не устроило агента и брак был омерзительным образом расстроен. Поэтому Стэн не любил все спецслужбы, все особые организации и их агентов и более мерзкого и ублюдочного положения, когда за человеком везде следят, вплоть до сортира, Стэн не мог себе представить. Но это было давно. Теперь такое состояние повторилось на новом и более технически качественном уровне. Суть от этого, конечно, не менялась и настроение Капенды, ехавшего к другу, было наипротивнейшим.
Стэн не ошибался, подозревая, что за ним ведется наблюдение. За ним действительно внимательно следили невидимые, весьма любопытные люди. Если бы Капенда мог, он услышал бы следующее:
– Повернул налево. Теперь движется по прямой. Ты ведь знаешь куда, конечно, – проинформировал кого-то другого хриплый и картавый голос.
– Откуда мне знать куда он поехал? – ответил ему тот другой. – И вообще нечего тебе трепаться. Все только по существу. И вообще кончай свои дурацкие догадки строить. С тобой я все время в просак попадаю. Понял? Все это кончай!
– Кончил…
Сколько Капенда ни знал Джонсона, а познакомился с ним Стэн в детстве, когда мать его впервые выпустила одного погулять во двор, где он жил, Ника постоянно распирало от планов где-нибудь по-быстрому и много заработать, желательно не очень ломаясь. Прожекты были один другого грандиознее, но после реализации идей результаты оказывались более чем скромными или вообще нулевыми. От этого Джонсон, являвшийся неисправимым оптимистом, тем не менее никогда в уныние не впадал. Деньги, однако, он презирал за то, что зависел от них. У него не было никакой специальности, кроме наемнической, ничего ему не светило, но он находился в постоянном поиске.
Однажды Нику показалось даже, что в его квартире старого дома, где он жил, непременно должен находиться спрятанный клад. Джонсон проверил все подоконники и косяки дверей, заглянул в вентиляционные трубы, поднял в нескольких местах паркет и простучал стены. Клад искал он не напрасно. В одной из медных дверных ручек, открученных им на всякий случай, Ник обнаружил банкноту достоинством в один доллар, вложенную туда зачем-то прежними жильцами квартиры.
Кем только не работал в последнее время Джонсон, чего не перепробывал. Даже в кино снимался, не в главной роли, правда, а в массовке. За работу в кинематографе Нику заплатили двадцать долларов. Но ровно столько же у него сперли из кармана пиджака, который он на время съемок оставил в раздевалке-вагончике, сменив свою повседневную одежду на плащ состоятельного английского господина конца XIX века. Джонсона обчистили пока он по ходу действия фильма расхаживал по съемочной площадке в толпе таких же как он «солидных» мужчин, изображая сытого джентльмена, морщась от запаха нафталина, исходившего от реквизитного одеяния.
Сейчас Ник, как и Стэн, остро нуждался в средствах и цеплялся за любую возможность, чтобы выбраться из финансового тупика. Ему до невозможности надоело находиться на иждевении детей и перебиваться временными заработками, хотелось получить хоть какую-нибудь постоянную более менее нормальную работу. Как жаловался Джонсон Капенде, он забыл как выглядят извещения о поступлении на его банковский счет денег и ему невыносимо противно было постоянно находить в почтовом ящике только счета об оплате чего-то. С наемничеством Ник тоже закончил, хотя и позже Стэна. Однако концы связей с наемниками продолжали оставаться у него в руках. Именно поэтому Капенда и ехал в район Бронкс.