- Мне совершенно все равно, - с какой-то необычной интонацией проговорила Дэзи, - схвачу я римскую лихорадку или нет.
Кучер щелкнул бичом, и кабриолет покатил по неровному плитняку древней дороги.
Уинтерборн - надо отдать ему справедливость - никому не рассказал о своей ночной встрече в Колизее с мисс Дэзи Миллер, гулявшей там в обществе некоего джентльмена, но тем не менее два дня спустя прогулка эта стала известна всем членам небольшой американской колонии в Риме и обсуждалась соответствующим образом. В гостинице, как догадывался Уинтерборн, знали, что Дэзи уехала в Колизей, и по ее возвращении кучер, очевидно, имел по этому поводу беседу с портье. Но Уинтерборна уже не тревожило, что поведение ветреной американки обсуждают пошлые лакеи. Дня через два этим людям пришлось обмениваться более печальными известиями: ветреная американка опасно заболела. Когда слух о ее болезни дошел до Уинтерборна, он поспешил в гостиницу узнать, что с ней. Двое-трое добросердечных друзей уже опередили его и сидели в салоне миссис Миллер в обществе Рэндольфа, который занимал их разговорами.
- Это все ее ночные поездки, - говорил Рэндольф, - оттого она и заболела. Она всегда уезжала из дому на ночь глядя. И что ей за охота гулять в такую темнотищу! Здесь ночью ничего не видно, разве только когда луна светит. В Америке луна светит всегда.
Миссис Миллер так и не вышла к ним, она, по крайней мере в эти дни, не лишала дочь своего общества. По всему было видно, что Дэзи серьезно больна.
Уинтерборн часто приезжал справляться о ней и однажды повидал миссис Миллер, которая, к его удивлению, держала себя в руках, несмотря на тревогу за дочь, и оказалась весьма умелой и спокойной сиделкой. Миссис Миллер много говорила о докторе Дэвисе, но Уинтерборн мысленно не поскупился на комплименты ей, убедившись, что на самом деле она не так уж безнадежно глупа.
- Вчера Дэзи вспоминала о вас, - сказала Уинтерборну миссис Миллер. - У нее почти все время бред, но на этот раз, по-моему, она не бредила. У меня есть к вам поручение от нее. Дэзи... Дэзи просила передать... просила передать... что она не помолвлена с этим красивым итальянцем. Я так обрадовалась! С тех пор как Дэзи заболела, мистер Джованелли не показывается у нас. По-моему, это не очень вежливо. А я-то считала его джентльменом! Одна дама говорит, будто он боится меня, думает, что я сержусь на него за эти поздние прогулки. Конечно, сержусь, но он должен знать, что имеет дело с порядочной женщиной. Мне бы и в голову не пришло выговаривать ему. Впрочем, теперь уж все равно, ведь Дэзи сказала, что они не помолвлены. Не знаю, почему ей так хотелось уведомить вас об этом, но она повторила мне три раза: "Не забудь, скажи мистеру Уинтерборну!" Еще Дэзи просила узнать, помните ли вы вашу поездку в тот замок в Швейцарии. Но такое поручение я передавать отказалась. А хорошо все-таки, что она не помолвлена!
Но, как в свое время сказал Уинтерборн, теперь это не имело значения. Прошла неделя, и бедняжка умерла; у нее была тяжелая форма римской лихорадки. Дэзи опустили в могилу под кипарисами у стены древнего Рима, на маленьком протестантском кладбище, густо заросшем весенними цветами. Уинтерборн стоял там в толпе других провожающих, которых оказалось гораздо больше, чем можно было ожидать после всех сплетен, ходивших об этой юной девушке. В двух шагах от него стоял Джованелли, потом он подошел еще ближе. Джованелли был очень бледен и на сей раз обошелся без бутоньерки. Ему, видимо, хотелось что-то сказать Уинтерборну.
- Я никогда не встречал такой красивой девушки... Такой красивой и доброй! - наконец проговорил он и потом добавил: - Какая это была чистая, невинная душа!
Уинтерборн взглянул на Джованелли и повторил его слова:
- Чистая, невинная душа?
- Да! Такая чистая!
Уинтерборн почувствовал, как сердце у него сжалось от боли и гнева.
- Что вам вздумалось, - спросил он, - тащить ее в это гиблое место?
По-видимому, ничто не могло поколебать учтивость мистера Джованелли. Он посмотрел себе под ноги и сказал:
- За себя я не боялся, а ей очень хотелось поехать.
- Это не довод! - воскликнул Уинтерборн.
Субтильный римлянин снова опустил глаза.
- Останься она жива, я все равно ничего не добился бы. Она не вышла бы за меня, я это знаю.
- Не вышла бы за вас?
- Было время, когда я питал кое-какие надежды. Но потом убедился, что этому не бывать.
Уинтерборн выслушал его молча, глядя на свежий холмик, поднявшийся среди апрельских маргариток. Когда он повернулся, мистер Джованелли уже уходил с кладбища, ступая легко и неторопливо.
Уинтерборн уехал из Рима чуть ли не на другой день, но следующим летом опять встретился в Веве со своей тетушкой миссис Костелло. Миссис Костелло очень любила Веве. Весь год Уинтерборн много думал о Дэзи Миллер, о странности ее натуры. Однажды он заговорил с тетушкой обо всем этом, признался, что был несправедлив к Дэзи и что его мучает совесть.
- Не знаю почему! - сказала миссис Костелло. - И причем тут твоя несправедливость?
- Перед смертью она просила передать мне несколько слов. Тогда я не понял их, но теперь понимаю. Она очень ценила уважение к себе.
- Выражаясь столь скромно, ты, вероятно, хочешь сказать, - спросила миссис Костелло, - что она могла бы ответить взаимностью на чьи-то нежные чувства?
Уинтерборн оставил этот вопрос без ответа, но спустя минуту сказал:
- Ваши прошлогодние слова были совершенно справедливы. Я не мог не ошибиться. Я слишком долго жил за границей.
Тем не менее Уинтерборн снова вернулся в Женеву, и оттуда по-прежнему продолжают поступать самые разноречивые сведения о мотивах, вынуждающих его жить в этом городе. Некоторые говорят, будто он "пополняет там свое образование", другие намекают, что он сильно заинтересован одной иностранкой - дамой, не лишенной большого ума.