Если материальные условия производства являются кооперативной собственностью самих рабочих, то происходит и иное, чем нынешнее, распределение средств потребления. Вульгарный социализм (а от него, в свою очередь, часть демократов) перенял от буржуазных экономистов рассмотрение и трактовку распределения как независимого от способа производства и, следовательно, представление социализма как основанного главным образом на распределении. После того, как реальная связь уже давно прояснилась, зачем снова отступать?10
Но дискуссия о том, что такое добро и как должно быть организовано распределение богатства, не утихает и сегодня. Исторически последние темы для разговоров по этому вопросу можно определить так: «Что же тогда вместо возможности приобретения Rolls-Royce и частного самолета должна предложить система?» Системный кризис Запада и либерализма (эвфемизм для капитализма 21-го века) снова поднимает вопрос о «хорошей жизни» и о том, как она определяется, или, скорее, о том, как трудно это сделать.11. Высокое потребление необходимая часть хорошей жизни и ее определения? Ирвинг Кристол, например, в этом сомневался.12
Но чтобы избежать бесчисленных ненужных и сомнительных, в первую очередь западных либеральных нарративов, оторванных от реальности, мы можем смело предположить, что растущий уровень потребления является частью хорошей жизни. В конце концов, даже марксизм был о потреблении, хотя и провозглашал самое справедливое распределение богатства, основанное на затратах труда. Отсюда знаменитый советский лозунг, взятый прямо из Библии и превращенный в пословицу: кто не работает, тот не ест.13 Так рассматривалось потребление более 2000 лет назад: его уровень определялся примитивными плугами и примитивными вкусами. Люди потребляют: от еды до одежды, техники и многого другого. Вот почему человечество развивает промышленность и экономику, и в потреблении нет ничего плохого, пока оно осуществляется в рамках здравого смысла. И поскольку человеческая экономика резко изменилась с библейских времен, изменилось и потребление.
Тем не менее, разница между потреблением ради выживания или, если уж на то пошло, умеренностью в потреблении и избыточным потреблением, безусловно, оставалась такой же глубокой, как и всегда, на протяжении всей истории человечества. Как отмечает Джереми Рифкин:
Термин «потребление» имеет как английские, так и французские корни. В своей первоначальной форме потреблять означало разрушать, грабить, подчинять, истощать. Это слово пропитано насилием и до нынешнего столетия имело лишь негативный оттенок… Метаморфоза потребления от порока к добродетели — одно из наиболее важных, но наименее изученных явлений двадцатого века.14
Это не означает, что попытки изучения потребления не предпринимались, они, безусловно, предпринимались, но если попытаться определить хорошую жизнь в материальных терминах, что можно было бы считать достаточным или удовлетворительным? Марксизм пытался ответить на этот вопрос, перемещая потребление в утопическую область предполагаемой человеческой рациональности и стремления к совершенствованию моральных и когнитивных способностей - терминах, останавливающих желание потребления из-за нового взгляда человечества на жизнь. Другими словами, марксизм хотел создать нового человека, не склонного к стяжательству, путем уничтожения классовых разделений в обществе, которые стимулируют желание иметь больше, чем имели другие. Для своего времени это была заманчивая идея, но она не сработала, поскольку изменить человеческую природу оказалось даже сложнее, чем развязать революцию или построить развитую производительную экономику. Человечество всегда хотело, проще говоря, большего. Марксизм потерпел неудачу, потому что человеческая природа оставалась неизменной, даже когда она была приукрашена высшими университетскими степенями и якобы широким просвещенным взглядом на мир. Люди, естественно, продолжали хотеть того, что марксизм не мог обеспечить, — доступа к той самой модели потребительского поведения, которую Соединенные Штаты не имели никаких запретов продвигать по всему миру после Второй мировой войны.