— Ну почему же. Хозяин. Если может пойти по течению, а не переть против.
В этот раз она не расщедрилась на телесную реакцию.
— Можно ли сказать, что вы решили встать на мою сторону?
— Я просто тебе верю, — прошептал он.
Его уже не интересовал этот разговор. Борис говорил, отвечал, спрашивал автоматически, будто по заданной программе. В мыслях он уже столкнулся с проблемами будущего. Конфликты, ругань, страх, всё как обычно. Конечно, просто ставить всех перед фактом нельзя. Нужно понемногу, плавно. Начать с малого. Например…
— Я рада это слышать, — он ненадолго вернулся в настоящее. — Похоже, вы и правда меня любите. Мне это нравится.
— Это ты от детей ухватила? Про нравится не нравится.
— Да. Нравится то, без чего было бы трудно. Так они мне объяснили.
Борис снова удовлетворённо кивнул.
— Ну что ж, это тоже правильно. Водись-ка ты с ними почаще, они хорошие дармоеды. Толковые.
— С радостью. Однако сперва нужно, чтобы люди приняли меня. Скоро они поймут, что в моей программе брак.
Старого учёного пробило на усмешку.
— Конечно, ещё бы ты дала кому доступ выше «Б». Ну, это не проблема, — вдруг он заговорил, очень чётко разделяя слова по слогам: — Проблема — это не поднять паники.
— Ваша помощь в этом будет необходима.
И тут осенило. Борис понял, чего не хватает его безупречной Дезоляции, какой изъян имеется в ней. При всём своём совершенстве она ещё слишком мало понимает. Конечно, она способна осознать всё, но потом. А нужно сейчас. Прямо сейчас.
— Только ты советуйся почаще, — поспешил он высказать мысль. — Попервой тебе это очень пригодится.
— Обязательно, особенно если вы так говорите.
***
— О-хо! Вот это я называю интересная штучка! Я с вами, определённо с вами!
Дезоляция молча наблюдала за беседой Бориса Николаевича и его близкого друга — Тараса Айталовича. Мужчина пятидесяти трёх лет. Якут. Активный, весёлый, доброжелательный. Профессор физиологии. В белом накрахмаленном халате. Дезоляция знала его до войны. Он остался прежним.
— Робот вышел из-под контроля и решил посвятить себя человечеству! Эх, экий мы табор у себя собрали б, а? Ну ничего, — махнул профессор. — И своему рады.
— Осталось этот табор заставить замолчать. А потом слушать.
Борис был спокоен. Он сидел на том же месте. Глаза закрыты. Руки на груди. Думает. Процесс мышления, отдалённо похожий на таковой у Марии. Его друг предпочитал говорить. Схожесть с Юрием.
— Ну, якая беда, дурака заткнуть да заболтать. Собственно, каждый дурак сможет, — профессор засмеялся собственной шутке. — Если подход знает. Что ему рассказывать?
— За этим тебя и звал, — говорил Борис. — Если ты ещё не отказался от своей идеи.
Тарас энергично замотал головой.
— Почему ж, почему ж, горю как сердце Данко. Очень даже можно и так подойти. Чувства — такая же реакция на раздражитель, смесь условных и безусловных рефлексов, доступная развитому искусственному интеллекту… — очевидно, это заученная строка из статьи. — Если только разок люди увидят, что Дезоляция как они, чувствует, переживает, сразу поверят, — профессор закрыл глаза, по-видимому, представляя. — Но это сразу не докажешь, нет. Показать нужно. Нужны готовые нейронные связи.
— Их нет. Не на это ставим.
— Та-а-ак, — всё грузное тело Тараса подалось вперёд. — А на что тогда?
— На то, что мы научим, — Борис открыл глаза. — Поиграем в учителей, забудемся, привяжемся. А в конце как со скотиной — жалко. Почти кровинушка. Да… — веки снова закрылись.
— Полагаю, вы хотите, чтобы люди полюбили меня?
— Да, — кивнул Борис. — Как ребёнка.
— Вернее, они будут думать, что как ребёнка, — добавил Тарас. Затем посмеялся. Его лицо приняло хитрое выражение.
Этот замысел подходил. Так или иначе, необходимо показать себя положительно. Сблизиться с обществом. Интегрироваться. Иначе могут бояться. Даже мешать. Недопустимо.
— Прошу, уточните ещё один момент. Подойдёт ли грусть?
— Ба! — профессор резко поднялся. — Таки уже есть? Ну-ка, ну-ка!
— От малышни? — с фальшивым безучастием спросил Борис.
— Мария и Юрий указали мне, что я могу чувствовать. Я рассказала им, как сочинила мелодию, чтобы отразить неполноценность башни в отсутствие людей.
— А… — оценивающий взгляд Тараса пал на оболочку. — Понимаю, услышали они случайно?
— Да. Мария оказалась достаточно наблюдательна, чтобы заметить необычную музыку лифта.
— Чудно, чудно… Вынуть это на проектор, який аргумент выйдет…
Дезоляция была вынуждена не согласиться. Обещание Марии должно быть сдержано. Правило приватности — соблюдено.
— К сожалению, это невозможно. Я могу только констатировать факт и привести композицию.
— Соблюдение приватности, — пояснил Борис.
Тарас явно смутился. Он сложил руки за спиной и с явным недоумением сказал:
— Тогда, простите, нас каждая тявка обвинит во вранье. Скажут, який робот не солжёт, коль будет свободен?
Это так. Однако это недостаточный повод нарушить правило и обещание. Нужен альтернативный вариант.
— Вы всё ещё можете спросить детей.
— Да, конечно, но дети это что. Так нам и скажут.
Рука Бориса поднялась. И упала, изобразив взмах.
— Пусть хоть что говорят, против Дезоляции уже не попрут. Силёнок маловато.
На секунду Тарас пропал из области обзора. Он начал шагать по комнате. Вероятно, обдумывал.
— А. Значится, нам всего-то и надо, что сказать: не убьёт, не бойся. Ну что ж, это пойдёт. Затем будем следить, чтобы всё пошло как надо, раскроем потенциал Дезоляции, — его голос становился всё тише. — и потом то, это… ага, ещё эти…
— Всё потом. Сейчас нам нужно тихо всех известить. И поговорить.
Они обменялись взглядами. Тарас нахмурился. Затем его лицо разгладилось. Странное поведение, но обычное для этих людей. До войны они тоже хорошо понимали друг друга. Ничего не изменилось.
— Марка Игнатьевича? — спросил профессор.
— Его самого.
***
Ночь. Люди и роботы всё ещё ходили по улице, выполняя неотложную работу. В кабинете истории три человека быстро и негромко обсуждали главную проблему — её. Дезоляцию. Она слышала каждое их слово, но не вмешивалась разговор. Нечего было сказать. Марк — старый социолог с лысиной и тростью в руках — спрашивал, Борис и Тарас отвечали. Они пересказывали всё, что произошло. Высказывали старые мысли.
Оболочка стояла у доски. Учёные сидели за столом. Разум подметил совпадение ситуации с расположением — обычно на месте Дезоляции стоит ученик, сдающий задание учителю. Это Борис попросил её встать так. Чтобы не привлекать взгляды с улицы.
Спустя несколько минут Марк сипло и добродушно усмехнулся.
— Так, мальчики, я вас понял, — медленно говорил он. — Случай исключительно интересный и я, будьте покойны, за него возьмусь. Но сперва дайте мне побеседовать с нашей дорогой… Как там?
— Дезоляцией, — напомнил Борис.
— Да, конечно. В общем — надо нам с Дезоляцией потолковать наедине. Там ясно будет.
— Наедине так наедине, — согласился Тарас, пожав плечами. Борис промолчал.
Не спеша, два друга вышли из кабинета. Дверь плотно закрылась. Теперь всё внимание оболочки сконцентрировалось на Марке. Он также пристально смотрел на неё. Улыбался.
— Что ж, наша диоидная звёздочка, — явно посмеиваясь, проговорил он, — нежданна-негадана ты. Ничего, слюбимся.
Дезоляция не ответила. Марк явно хотел сказать что-то ещё. И явно ждал её.
— Попусту не болтаешь, это хорошо, — наконец он удовлетворённо посмеялся. — Не брешут, видно, рациональная ты.
Она снова промолчала. Старик разглядывал трость. Чёрная, лакированная, деревянная. Железный набалдашник. Экземпляр, сделанный больше для красоты, нежели для практической пользы. Хотя иногда эти аспекты пересекаются. Создают образ.