Она захотела представить это будущее, показать им, чтобы они почувствовали его. Одновременно они поймут её, как говорил Марк. Ощутят радость.
Мелодия сменилась. Сперва зазвучали звуки города. Парад. Но трубы и барабаны играли под другой ритм. Под ксилофон, хаотичный и быстрый, как детский бег. Под редкий звон велосипедных звонков. И дребезжание тележки с закусками. Вата. Орехи. Мороженое. Всё это вело к кульминации — смеху. Взрослые наблюдали за ребятами. Вдруг пауза. И мелодия продолжается, но с новой темой. Такой же весёлой, но электрической. Это она, Дезоляция. Сочинила песню. Свою.
Взгляды. Всё время, пока играла эта новая мелодия, они были направлены на оболочку. И остались, даже когда музыка закончилась. Прозвучал голос Дезоляции.
Она рассказала людям всё. Почему решила сочинить сейчас. Что хотела выразить. Чего ожидала. Мысли. Те, которые она обработала утром. То, как осознала, что способна радоваться. Ничто не осталось тайным. Этой искренностью Дезоляция надеялась убедить людей, что ей можно верить. Она сказала и об этом.
Молчание. Никто не ответил. Все были взволнованы. Озадачены. Человек шептал что-то человеку, но не Дезоляции. Тогда она спросила:
— Возможно, вы хотите что-то сказать?
Внимание. Максимальное, какое обращали на Дезоляцию с момента первого запуска. Но ей не ответили. Любопытно. Может, сказанное оказало эффект даже больший, чем ожидалось. Повергло людей в состояние шока. Заставило их пересмотреть свои алгоритмы. Своё мнение.
Долгую заминку окончила Василиса.
— Товарищи, — она сделала паузу. Вдохнула. — Прошу, голосуйте.
Две трети за. Одна треть воздержалась.
Против — никого.
***
Юра стоял перед школой битый час. Как кончились уроки и Маша отвлеклась, он быстро выведал, где искать Цию и теперь ждал. Мимо еле-еле ковыляли роботы и люди. А он сопел, стоял. Но терпел.
Сперва он попробовал спросить на вахте, но не шибко умный робот только и выдал, что нельзя ему. Хоть передал Цие, что её ждут. Или просто сказал, что передал.
От скуки Юра начал пинать камешек, подвернувшийся под ногу. В одну сторону, в другую. И сам ходил так же, сунув руки в карманы и скорчив недовольную мину. Такую, что все обходили его стороной. Особенно люди.
Двери школы снова открылись. Но в этот, наконец, раз, из них вышел не какой-то дядька, а Ция. Юра не ожидал увидеть её такой, но точно знал — это она. Никто больше быть этим роботом не мог. Не в таком платье.
Потому, не стесняясь никого и ничего, мальчик побежал навстречу к Цие, махая руками, крича приветствия. Она же стояла и ждала его. И, когда нужно было, поймала за подмышки. Сейчас Юра уже проверял её. На всякий. Вдруг всё-таки не она.
Как и при первой встрече, Ция поставила его на ноги.
— Прошу, аккуратнее, Юрий. Мои оболочки не такие быстрые, как вы.
— То-то! — гордо вытянулся мальчик. — Ты не боись, ничего со мной не будет. Если что, шлёпнусь на тебя, — и засмеялся.
— Думаю, вы знаете, что я не мягкая как люди?
Юра только пожал плечами и схватил оболочку за руку.
— Не мягкая, так не мягкая. Пошли давай! Поговорить хочу.
Со всей силы он потянул Цию за собой, но как с сестрой не вышло. Слишком тяжёлая она была, даже такая. Хорошо хоть сама идёт, а не как Маша.
— Где вы хотите побеседовать? — спросила Ция.
— А хоть тут. Мы потом сразу к Маше, чтоб на тебя поглядела.
Все, кто попадался навстречу, так и норовили оглянуться и поглазеть. Обычно Юру это обрадовало бы — правильно ведь смотрят. На кого надо и когда надо. Только сейчас было не надо.
— Хотя нет, давай не здесь. Пойдём к нам во двор, а? — Ция посмотрела на приветствовавшего её человека и ответила ему. — Там сейчас как раз никого не будет.
— Если вы так хотите.
— Только давай быстрее, ну. Тащишься, как Машка.
Идя по оживлённой улице, они случайно попали на дорогу, по которой возвращались вчера. Сейчас она выглядела совсем по-другому: никакого ощущения приключений не осталось, зато стало тесно, как в убежище. По тротуару не протолкнёшься, а за него выходить нельзя. Опасно, видите ли.
Хоть во дворе было просторно. Ребят ещё не было, а взрослые сюда не заглядывали. Жаль только окна выходили сюда, могли из квартир увидеть. Потому Юра нашёл угол, чтоб за деревьями и чтоб посидеть можно. Как раз ещё спуск в подвал оказался. Занырнув в него с головой, он подозвал Цию. Нужно же как-то и её спрятать.
Правда, она к нему не пошла. Встала рядом и ни в какую, хоть в лепёшку расшибись. Только талдычит:
— Нам не стоит этого делать — люди могут понять это неправильно. Лучше сядьте на скамейку.
— Ну вот что ты, а? — Юра негодовал. Но поговорить надо было. Так что пришлось сдаться. — Ладно, пошли на твою лавку.
Недовольно буркнув, он уселся на выцветшую скамейку, а Ция разместилась следом. На удивление, ничего даже не сломалось. Не такая она и тяжёлая.
— Слушай…
Юра начал сразу, без экивоков и скучных рассказов.
— Помнишь, как ты с Машкой чучело красила?
— Конечно. Вы тоже хотите?
Стеклянная голова глядела прямо на мальчика.
— Не, скучно. Но Машке нравится, вот и говорю.
— Полагаю, вы заметили некоторую неправильность?
Мимо проехал робот-садовник, готовый засадить ещё пару клумб. На его боку красовались рисунки человечков, травы, солнца. Точно мелкотня рисовала.
— Ну, что-то такое. Ты… Ты ж притворялась тогда, да?
Ещё один мелкий садовник встрял посреди беседы. Только теперь он был разрисован ирландскими розами на грядках. Юра запомнил это, потому что ирландцы — пьянчуги. Если верить анекдотам.
— Так и есть. Но скажите, как вы поняли?
— Просто я почуял, что не то. А потом вспомнил, как в кружке робототехники о чём-то таком говорили. Вот и всё.
Ция всё так же тупо смотрела на него.
— Значит, теперь вы чего-то хотите. Спрашивайте, пожалуйста.
Мальчик начал болтать ногами.
— Слушай, а можно… Сделать так, чтобы тебе не нужно было притворяться? Чтоб ты и вправду сама рисовала. Просто Машка расстроится, когда узнает, — хмыкнул. — А она узнает. Она всё знает, чего не надо.
В конце концов Ция что-то да сделала. Отвернулась.
— Вам больше не нужно об этом беспокоиться. Я поняла, что могу творить.
— Как это поняла? — удивился Юра, но с радостью.
— Я поговорила с Марком Игнатьевичем. Может, вы знаете его?
Сразу всплыл образ: добрый старый дядька, иногда захаживающий на чай. И всегда со сладким.
— Знаю-знаю. Неплохой дед, не дурак. Хорошо он тебя уговорил, а…
Ненадолго Юра задумался. Можно было оставить всё как есть, но разве это дело? Можно ведь лучше. Чтоб сестра не разочаровывалась.
— Только ты Машке не говори, хорошо? Пусть думает, что это она всё.
— Вы молодец, что заботитесь о сестре, но не стоит. Она наверняка обрадуется так же, если я расскажу ей. К тому же, если солгать сейчас, потом могут появиться проблемы.
От этого мальчику захотелось рычать. Всыпят ведь потом за то, что сбежал с уроков, а он это ещё и ни за что сделал? Нет, так не пойдёт.
— Это тогда выйдет, что я зря… — не стоило сбалтывать об этом Цие. — Тебя искал? Не, давай думать. Машку нужно порадовать.
— Если вы хотите этого, я помогу.
Ещё один ехавший было по дорожке садовник остановился. Рисунок на его боку совсем стёрся, настолько, что считай и нет его. Да и на мордочке тоже — это Юра увидел, как робот повернулся. И поехал к Цие.
— Ещё до войны эту модель подарили детям, чтобы они её разукрасили. Возможно, вы захотите раскрасить одну из них для Марии вместе со мной?
Юра спрыгнул со скамейки и коснулся робота. Ничего. Стоит себе и только.
— Так, а правда можно? — оглянулся на Цию.
— Да. Но нам придётся подождать, пока прилетит дрон. Это недолго.
Даже стало завидно — он только начал думать, что можно сделать, а Ция всё. Был бы дрон тут, уже бы сделала. Эх, не туда она думает. Розыгрыши бы с ней… Но не сейчас.