— Эту формулу вывел Гераклит, дебил, — ответила она, не собираясь обращать внимание на его протесты, — один из первых древнегреческих философов, основатель научной диалектики, считавший, что в мире нет ничего постоянного, и в результате этого противоположности притягиваются.
Дима: — Ну, всё, понеслось. Давай не будем пока растить из меня интеллектуала. Я уж как-нибудь с этим сам, когда-нибудь. И так от всего творящегося вокруг крыша едет не спеша, тихо шифером шурша.
Он зачем-то с остервенением выломал здоровенную травину, нервно понюхал стебель, куснул, словно злая собака, после чего, задавив в зачатии очередное нервное возбуждение расшатанной психики, невпопад поинтересовался:
Дима: — Хотя любопытно. Почему это многознание не научает уму. Я всегда считал, что как раз наоборот.
— Ни тем считал, — хмыкнула Джей, явно настроенная на желание помолоть языком, который, в отличие от Диминого, нисколько не пострадал от отката в эволюции, — Ты можешь стать ходячей энциклопедией, выучив её наизусть, и быть при этом непроходимым тупицей по жизни — лохом средней комплектации. А можешь вообще не уметь ни читать, ни писать, ну или иметь три класса образования, и то в тюрьме, и быть при этом в высшей степени разумным созданием. Ум, говоря твоим компьютерно-технологичным языком, это некий аналитический центр обработки данных, поступающих от органов чувств об окружающей среде в совокупности с внутренней информацией от блоков абстрактного мышления.
Дима только успел открыть рот и распахнуть глаза, не успев при этом ни прервать лектора протестом по поводу заумности, ни заставить замолчать физическими методами. Он мало что понял из сплошного потока слов. Его мозг, изрядно перегруженный со времени появления этого чуда, был уже не в состоянии воспринимать непонятную тарабарщину, да ещё втискиваемую в ускоренном режиме. Джей это заметила.
— Понятно, — махнула она щупленькой ручкой, — Не впихивай «невпихуемое» — подели на удобоваримое. И ты, кстати, зря делаешь такую кислую обезьянью рожу. Я ведь тебе не школьная училка. Я тебе двойки в дневник ставить не буду. И папу к себе на дом вызывать по ночам тоже. Я тебя, милый, просто не выпущу из этого мира, пока весь материал не освоишь и в переводе не сдашь. А если начнёшь артачиться, то и в двух.
Дима: — Не понял? — в самом деле, принялся артачиться ученик, резко переключившись с одного непонимания на другое, — в каких ещё переводах? Мы с тобой так не договаривались. И вообще, я тут сексу учусь или иняз заканчиваю.
— А где ты видел, убогий, чтобы наставник с учеником договаривались о методике преподавания? — начала явно заводиться белобрысая обезьянка, исходя на нервы, — Как потребую, так и будешь тут пляски с бубнами устраивать. А ни захочешь или ни сможешь, так обезьяной и сдохнешь в этом мире. Знаешь, сколько у меня таких дебилов по разным локациям сидит? Ты не в том положении, прыщ, чтобы мне указывать. Так что влип ты, пацан, по самую задницу головою вниз. Притом сам напросился.
Дима: — Я не понял, что значит перевод, — надулся горе-ученик, идя на попятную, неожиданно вспомнив, что имеет дело со всемогущей адской сущностью, а не с простой белобрысой «недообезьянкой».
— А то и значит. Всё, что я буду вдалбливать в твою тупую башку, как обязательные для тебя познания, будешь рассказывать мне другими словами и понятиями, сделав перевод с русского на русский. Тогда я поверю, что ты освоил материал.
Дима: — То есть пересказ своими словами, что ли?
— Внимательно меня слушай. Не своими словами, а другими, несовпадающими с моими.
Накал страстей взаимно возрастал. Похоже, у Джей в теле полуобезьянки, так же, как и у Димы образовались проблемы с гормональным балансом, и поэтому оба уже чуть ли не прыгали, сидя на задницах.
Дима: — Как можно сказать другими словами, что многознание уму не научает? — взвился с носовым мычанием нервно елозивший пятой точкой, ничего не понимающий ученик, — многознание — оно и в Африке многознание, а уму ты вообще дала только что чёткое определение.
— Внимательно. Меня. Слушай. Дебил, — жёстко и озлоблено прервала его красночёлочная училка, так же, как и он, стирая пятой точкой земляную кочку, — во-первых, это твои проблемы, как ты это будешь делать. Во-вторых, только обязательные для тебя познания на этом уровне. А относительно мужчины-интеллектуала я чётко дала понять, чтобы ты запомнил это на будущее. Я с тебя спрошу, но позже, если умудришься из обезьян выбраться. Каким был обязательный для усвоения закон, который я до тебя довела?