Мой ответ на второе письмо.
«В 1948-49 годах, когда Павловский нервизм насильно внедряли в советскую медицину, рассказывали анекдот, а может быть, и реальный случай. Врачи поставили диагноз «Расхождение между первой и второй сигнальной системой». На вскрытии нашли опухоль мозга… Прошли годы, наука продвинулась неимоверно, и теперь Вы уверенно пишете о расхождении между корой и подкоркой! Вам, привыкшему к строгим понятиям химии и токсикологии, это кажется таким же твердо установленным научным фактом, как, например, нехватка инсулина при диабете. Для меня же это вздор, не заслуживающий внимания. Конечно, ЭЭГ, компьютерная томография и магниторезонансный метод — громадные шаги вперед. Но объяснять неврозы, страхи или просто плохое настроение человека неполадками в каких-то определенных ядрах подкорки, в ретикулярной формации или еще в каких-нибудь местах, которые можно локализовать с помощью этих методов, — это всё равно, как если бы мы записывали шум работающего компьютера (или колебания его электромагнитного поля), и на основании анализа этого суммарного гула от десятков и сотен тысяч его деталей делали бы далеко идущие выводы о том, почему компьютер барахлит.
В особенности шатки наши научные знания о заболеваниях нейропсихической сферы. У Зощенко какой-то чиновник говорит: «Я не понимаю, что написано в этом входящем циркуляре, но ответить на него я могу». Вот и я часто не в состоянии точно сформулировать наукообразный диагноз, но я чувствую, в чем проблема моего больного, в чем он нуждается, и как ему помочь. И для меня этого достаточно.
Все Ваши проблемы вовсе не от того, что в сонных артериях есть какие-то бляшки, и не от того, что у Вас нашли какую-то дезорганизацию где-то в стволе мозга или еще в каком-нибудь другом месте. Если, например, у человека стали дрожать руки, а также появились кошмарные сны и приступы сердцебиения после какого-то трагического события, то можно, конечно, снять ЭЭГ и ЭКГ, сделать компьютерную томографию головы, обследовать больного в лаборатории сна, провести дифференциальную диагностику его тремора и, быть может, даже представить абсолютно точную топическую диагностику, в каких именно отделах мозга локализован беспорядок. Но я отодвину все эти бумаги и начну просто по-человечески беседовать с этим страдальцем. Ему помогут не таблетки, которые, якобы, нормализуют обмен серотонина или чего-то там еще (впрочем, через 20 лет окажется, что они нормализуют не серотонин, а какое-то другое звено неизвестно чего), а просто сочувствие, внимание, человеческое тепло, уверения, что постепенно это пройдет, и какие-то несложные здравые советы.
— Вот моя философия врачевания, которой я придерживаюсь последние лет 35–40. И чем больше я читаю современные солидные медицинские журналы, тем более утверждаюсь в ней, а больные всё чаще говорят мне спасибо…
Я полностью согласен, что физическая активность хороша даже в почтенном возрасте, но ведь попугаи, которые на свободе активно летают в тропических лесах в поисках пищи и партнеров, в домашних условиях годами сидят на жердочке, дремлют и спокойно доживают до ста лет! Так что уж очень сильно бояться, что адинамия ужасно вредна, не стоит…
Теперь о болячках. Как Вы спите — хорошо или плохо? Как чувствуете себя при пробуждении — бодрым, всё хочется сделать, или же разбитым, вялым? Как проходит у Вас день, в смысле, что Вы делаете, — заняты нужными делами, или, от нечего делать, смотрите телевизор? Есть ли какие-то конфликты, отравляющие жизнь? Как общее настроение — спокойное, бодрое, или угнетенное, тревожное? Как Вы переносите физические нагрузки, например, подъем на второй — третий этаж, — с одышкой или спокойно? Повлияла ли история с простатой на интимную жизнь и, кстати, не бывает ли небольшого недержания мочи?»