— Лидия Александровна, здравствуйте. Мы вчера говорили с вами по телефону.
— Да, мы вас ждали, Валерия…
— Тимофеевна. А вы, должно быть, супруга Александра… — обратилась Лера ко второй женщине.
— Да, ответила та, — Меня зовут Анна Филипповна
Плач ребёнка начал стихать. Видимо, младенец устал. Лера осмотрелась вокруг. Прихожая была перегружена новенькой, но очень плохо собранной мебелью. Створки двух платяных шкафов не сходились друг с другом, а кривовато торчащие ящики явно не закрывались до конца. Под потолком висела огромная массивная люстра с одной ввёрнутой лампочкой из пяти. Напротив входа, по обеим сторонам от обклеенной яркими аппликациями двери, стояли два одинаковых комода, уставленных какими-то статуэтками. Правый немного покосился, а из-за приоткрытой дверцы левого виднелась куча тканевого хлама, едва не выпадающая наружу. Справа от комодов висели полоски пёстрой ткани, судя по всему загораживающие проход в коридор. Между ними и входной дверью стояли несколько декоративных, но потёртых вешалок с кучей одежды, в том числе летней. На противоположной стене висело ростовое зеркало, а по обеим сторонам от него — с десяток икон. Лера никогда не видела столько икон в квартире в одном месте. Она вообще не видела столько икон. И всё, кроме них — шкафы, комоды, вешалки, люстра, даже розовые обои на стенах — было обклеено вырезанными из цветной бумаги цветами, листьями и лепестками. Здесь было невероятно тесно, а глаза не знали, за что в этом буйстве цветов и деталей зацепиться.
— Проходите, пожалуйста, — Лидия Александровна открыла дверь с аппликациями, — Обувь и пальто оставьте на вешалках.
За дверью оказалась гостиная, по убранству напоминающая прихожую. Слева была мебельная стенка, тоже плохо собранная, а вдоль правой стены располагался диван, покрытый узорчатым чехлом. Окно напротив входа закрывали тяжёлые шторы, а освещалась комната люстрой, ещё более массивной, чем в прихожей, с двумя рабочими лампочками из пяти. Бумажные цветы также покрывали стены и мебель вокруг двери, но они постепенно пропадали ближе к окну. А над диваном тоже висели иконы, и их было ещё больше, чем в прихожей, двадцать или тридцать. Посреди комнаты стоял массивный и с виду старый деревянный стол, а вокруг него — шесть стульев, за один из которых Лидия Александровна и предложила Лере сесть. Сама она опустилась напротив, Анна же расположилась на диване.
— И так, — начала Лидия Александровна, можно узнать, что именно вас интересует, и какую роль в этом деле вы всё-таки играете?
— В центре психического здоровья находится человек, называющий себя вашим сыном, и я занимаюсь его случаем…
— Мне говорили об этом. Но феноменом того человека занимается психиатр-мужчина… как же его зовут…
— Владимир Захарович, — догадалась Лера по слову "феномен", — Я его помощница.
— Да, Владимир Захарович, точно. Он не говорил о вас, но раз вы от него, я могу ответить на ваши вопросы, хотя не понимаю, в чём тут смысл. Александр погиб в аварии два года назад.
— Вы уверены в этом? По моим данным отпечатки пальцев пациента совпадают с отпечатками вашего сына.
На лице Лидии Александровны отразилось изумление.
— Нас с Аней приглашали на опознание трупа. Это был он…
— И на похоронах вы видели его тело?
Женщина смутилась. Заметив это, в разговор вступила Анна:
— Мы не были на похоронах.
— Можно поинтересоваться, почему?
— Потому что он был домашним тираном. Он неоднократно наносил нам телесные повреждения.
— Это долго продолжалось?
— Почти с самой свадьбы.
— А вы помните примерно, сколько раз это было?
— А какое это имеет значение? — спросила Лидия Александровна.
— Это важно для понимания его психического состояния.