— А обиды не было? — полюбопытствовал Василий.
— У тамошних людей особая фишка по этому поводу. Они не обижают друг друга и не обижаются сами. Понимаете, с такой формой магии любая обида может закончиться проклятием на несколько поколений. А на случай сильных эмоций есть дуэли, которые идут до первой крови, а если в латах — то и до упаду. Убийства на дуэлях очень редки, но конфликт заканчивается всегда. Всё, что соперники хотят друг другу сказать, за них говорит оружие, а продолжать обиды после боя — строжайшее табу.
— А как же женщины? — спросила Лера.
— Ну, женщины вроде тоже иногда дерутся на дуэлях, и даже чаще убивают, но вообще они сдержаннее в конфликтах, и редко доводят себя до таких сильных эмоций. Дело в том, что женщинам куда легче выпустить неконтролируемый поток воплощённого в магию гнева и натворить диких бед, потому что они чувственнее. Поэтому женщин с детства учат сдержанности и этикету значительно старательней, чем мужчин.
— Сексизмом попахивает, — Лера поймала себя на том, что допивает свою чашку "липового" чая.
— А у них там его много. Только он у них какой-то… равноправный. Там все знают своё место — и мужчины, и женщины. При этом каждый занимается тем, чем хочет. Взять ту же Аэлин. Сильная, независимая, богатая, рубится любым оружием и владеет мощной магией, но при этом чётко осознаёт, что лучше всего справляется с ролью наставника и манипулятора, и этим в основном и занимается. Будь на её месте любой мужик, мы бы ему все кости пересчитали после того, что с нами было. А она выйдет лебедем, пропоёт какую-нибудь сладкую речь — и вот ты уже прощаешь ей все издевательства, которым она тебя подвергла и ещё подвергнет. И на женщин она так же действовала, и без всякой магии, мы проверяли. Настоящее, раскрученное до предела женское обаяние. В нашем мире таких женщин не осталось… кроме моей рыбоньки, но она бережёт свои чары только для меня.
Это явно было лестью, но Згалика расплылась в довольной улыбке.
— В общем, мы так жили и тренировались. Когда Аэлин увидела, что большинство из нас как-то определилось с верой, нам урезали теологию до двух часов, и времени стало больше. Мы спросили о стрельбе из лука, на что нам сказали, что это неэффективное занятие, потому что любая стрельба легко блокируется магией, что нас научили делать в первую очередь. Ещё нас научили зачаровывать доспехи, и мы сделали это каждый для себя. Мы начали забывать снимать броню, уходя на еду, и Аэлин была этим очень довольна. Теперь каждый из нас тренировался против нескольких инструкторов, и ожидаемо отхватывал, кроме Игоря, который стал вообще как терминатор. А ещё нас выпускали друг против друга, и мы становились могущественнее с каждым днём. Сашка всё время пытался выяснить, чем это нас так обработали, и в конце концов ему рассказали, что на нас действует довольно эффективное, но неприятное заклинание "час до посвящения", которое позволяет почти мгновенно развивать тело, нарабатывать рефлексы и запоминать новые знания, но требует больших затрат белка, и плохо сказывается на нервной системе. Действие на нервы аннулировалось алкоголем из эля, который тоже поглощался заклинанием, поэтому мы не пьянели.
— Алкоголь так не работает, — возразил Вася.
— Как химическое вещество — да, не работает. Но к химическому веществу у нас под действием заклинания выработался иммунитет. Я до сих пор от водки опьянеть не могу, сколько бы ни выпил. Такое себе, на самом деле. А в качестве материального компонента заклинания алкоголь подходил отлично. Так вот. Ещё на нас было наложено заклинание "языки", которое позволяло нам понимать любой язык и по желанию переключаться между ними. Местное население говорило на каком-то диалекте французского, и если бы не заклинание, мы бы ничего не понимали.
— А как тогда Згалика понимает нас? — спросила Лера.
— Мой родной язык — гоблинский, — ответила хозяйка, — но я купила заклинание, чтобы пойти работать в гарнизон. На людей выгодно работать: они платят достойно, особенно если разбираешься не только в готовке, но и в травах, и платят серебром, которым легче расплатиться, чем гоблинскими колечками.