В 1970-м «Тайм» ошарашил соотечественников жестоким откровением: пятеро из шести американских Нобелевских лауреатов по литературе были хроническими алкоголиками. Помимо упомянутого Хемингуэя в список попали Юджин О’Нил, Синклер Льюис, Стейнбек и Фолкнер. История болезни каждого из них по-своему неповторима. Но за ФОЛКНЕРОМ и тут осталась своеобразная «пальма первенства»: он оказался единственным американцем, находившимся в момент присуждения ему высшей писательской награды в стадии затяжного алкогольного клинча. О чем в тот момент, разумеется, пытались вежливо умолчать. Вскользь упоминается о том, что в Стокгольме старина Уилл снискал репутацию самого неразговорчивого из всех лауреатов, на протокольных приемах, обедах и пресс-конференциях старался держаться в тени и говорить как можно меньше. А речь свою прочел до того «быстро и невнятно», что большинство присутствовавших тем вечером в зале ознакомились с ней лишь на другой день — из газет…
Он пил с детства. К стакану его пристрастил дед-банкир. К восемнадцати годам парень накачивался уже наравне с местными любителями заложить за воротник… В двадцать лет он собрался на Первую мировую и поступил в канадские Королевские военно-воздушные силы, но на фронт не попал: потерпел аварию во время учебного полета на тренировочном самолете. В кабине нашли пустую бутылку из-под виски…
Счастливо женившись на женщине, согласия которой ждал с самого детства, вскоре Уильям потерял ребенка. И начинающий уже писатель, он снова запил — теперь от немыслимого горя. Тогда же попытался убить себя, направив автомобиль в телефонную будку, но обошлось…
Свой лучший роман «Свет в августе» Фолкнер писал, не зная просыху: «Я пью, чтобы успокоиться и свалиться с ног в полном изнеможении». Он заработал алкогольное истощение, белую горячку, язвенную болезнь, падал с лестниц, ломал ребра и позвонки, повреждал голову. Его преследовали провалы памяти. Некоторые особенности литературного стиля Фолкнера (длиннющие предложения с внезапными обрывами) специалисты склонны объяснять исключительно тем, что многое творилось им во хмелю. И сам он в ответ на просьбу разъяснить тот или иной пассаж частенько отшучивался: «Откуда я знаю, что это значит? Я был пьян, когда написал это».
В официальной биографии сообщается, что вскоре после выхода последнего романа («Похитители») он упал с лошади во время конной прогулки и три недели спустя скончался от тромбоза в санатории Байхелиа (шт. Миссисипи). Насчет лошади спорить не станем, но диагноз был до смешного фальшивым: Америка прекрасно знала, что в больнице для алкоголиков умирают не от тромбоза…
Насчет О’НИЛА… Отчаянным пьянчугой его знали еще однокашники по Принстонскому университету (Юджин проучился там всего год). «Выпивка для общения, — вспоминал один, — главным образом ограничивалась пивом и вином, а более крепкие напитки оставляли тем, кого студенты почитали бездельниками». О’Нил налегал на скотч. Сначала — на скотч. А когда его дружба с виски перестала шокировать соучеников, он решил продемонстрировать приятелям действие абсента.
Демонстрация происходила непосредственно в кампусе. Уничтожив в одиночку бутылку бульонообразного пойла, О’Нил перебил в комнате всю мебель и достал револьвер. К счастью зрителей, тот не был заряжен. Втроем его как-то скрутили и уложили в постель. И это было только начало большого пути…
Конечно! — возразят нам — вам бы узнать в пятнадцать лет, что ваша матушка умерла наркоманкой!.. А никто не спорит: Юджина с братишкой это известие и вправду так потрясло, что парням не оставалось ничего, кроме как удариться во все тяжкие (причем Юджин-то выкрутился, а Джемми со дна не вернулся). И возразить тут нечего. Причина у О’Нилова пьянства самая что ни на есть уважительная.
Вот только если мы примемся факты причинами да мотивами пересыпать, нам придется «оправдать» едва ли не всех вышеперечисленных персонажей. А заодно с ними и Раскольникова, потому как пожилую процентщицу он зарубил все-таки не по душевной черствости, а из соображений беспробудной бедности. Поэтому не будем…
Кстати уж: тяготы тяготами, но, взявшись писать пьесы и обнаружив, что у него это очень даже неплохо получается, наш герой с пьянством завязал. Да так, что апологеты трезвости как единственно разумной нормы жизни таскают его имя с сайта на сайт точно знамя. Забывая почему-то, что за два года до смерти драматург снова запил. И до того крепко, что вскоре уже не мог писать. Не в смысле — сочинять, а в том смысле, что руки ходуном ходили…
Обладатель феноменальной — «моцартовской» памяти ФИЦДЖЕРАЛЬД к своим 23 годам стал популярнейшим автором. Потом наступил кризис. И он пил. И до женитьбы, и особенно после. Он тоже считал алкоголь своим рабочим инструментом, а излюбленный джин источником энергии. Врачи предлагали лечиться. Фицджеральд упрямился: он, видите ли, всерьез опасался, что психолечение превратит его в «рассудочного человека» (Рильке — помните?). В феврале 1939-го впал в отчаяннейший из запоев. Три месяца у его постели сутки напролет дежурили медицинские сестры. Друзьям врал насчет рецидива туберкулеза. Выкарабкался лишь к осени 40-го. Вроде бы завязал. Сел за новый роман. Закончить «Последнего магната» не дал второй инфаркт.
Фрэнсису Скотту было 44…
ЛОНДОН пил с ранней юности. Преимущественно неразбавленный виски. Даже бывалые «морские волки», как сообщается, «негодовали, глядя, с какой неслыханной быстротой спивается пятнадцатилетний морячок». Его девизом было: «Король пиратов должен быть королем пьяниц». Одной из причин алкоголизма писателя принято считать замороченность на своей незаконнорожденности. Другой — убежденность в ненормальности горячо обожаемой матери. Исследовавшие его жизнь медики акцентируют внимание на серьезной черепно-мозговой травме, полученной в 15 лет (семнадцать часов без сознания редко не дают знать о себе впоследствии). В общем, Джек пил. С 1913-го года — после «длительной ницшеанской болезни» (так окрестил он одну из затяжных депрессий), породившей отвращение к жизни, после ухода из семьи и растянувшегося на месяцы развода — уже по-черному. Рожденный тогда предельно автобиографический роман так и называется: «Джон Ячменное зерно. Воспоминания алкоголика». Писатель признавался, что изложить в нем всей правды не решился…
К последнему году жизни здоровье расшаталось окончательно. Круг замкнулся: болезнь (уремия) заставляла его пить, пьянство усугубляло болезнь. Он разжирел, обрюзг, у него отекли и распухли ноги, глаза потухли. Он пил до самого конца. Пока не убил себя заранее вычисленной в блокнотике смертельной дозой морфина. Чармина (вторая жена) упросила доктора списать смерть на счет острого приступа означенной уремии. Так и было заявлено. На другой день тело 40-летнего писателя было кремировано.
Единственное, что необходимо отметить отдельно — говорить о какой-нибудь алкогольной деградации Лондона не приходится. Полсотни популярнейших романов за 16 лет — завидный со всех сторон показатель…
Неизлечимым алкоголиком был признан к 38 годам (за десять лет до смерти) лидер «разбитого поколения» Джек КЕРУАК. Припадки белой горячки следовали один за другим. «Его творчество закисло в рюмке», — печально заметил кто-то из современников. К октябрю 1969-го он стал бледнее обычного. За неполные два месяца потерял в весе двадцать фунтов. Уже сквозь зубы здоровался с вконец опустившимся постоянным клиентом владелец винного магазинчика, располагавшегося напротив его дома. Через пару дней Джека в очередной раз жестоко избили в баре. Он кое-как добрался до квартиры и больше из нее не выходил…
Наркологи утверждают, что смерть в 47 лет на почве хронического алкоголизма — не редкость. Правда, причиной ухода в этом возрасте обычно становится либо самоубийство, либо несчастный случай. Печальный финал жизни «короля битников» не похож ни на то, ни на другое…