Вот с любителей и начнем…
Успешнейшая из современных французских романистов Франсуаза САГАН в известном смысле повторила судьбу Пиаф: на наркотики ее подсадили доктора. Разумеется, не нарочно. Впрочем, судьба штука загадочная, и кто бы ее нам ни делал, без нашего участия всё равно не обходится.
А как славно начиналось: 18-летняя девочка написала тоненький роман, назвала его «Здравствуй, грусть!» и уже через год была всемирно известной писательницей и миллионершей. Обескураженная успехом, пришла к папе и спросила, куда бы это ей деть свалившиеся как с неба деньги. «Потрать, да поскорей», — посоветовал папа, и девочка накупила себе всякой ерунды: норковое манто, «ягуар» (правда, подержанный), яхту, виллу на берегу чего-то там, и принялась жить исключительно в свое удовольствие. Потом ее всю жизнь спрашивали, а она всю жизнь отвечала, что по-настоящему любит лишь скорость и азарт. Объективности ради ей следовало бы добавить в этот список мужчин и виски, но это уже детали…
И вот однажды, когда Франсуазе было уже 22 года, она ехала слишком уж скоро. Стояла зима, было скользко, девушка не справилась с управлением, и врачи засвидетельствовали клиническую смерть… Но на дворе стоял 1957-й, и сильно платежеспособную Саган решили вернуть с того света. И вернули. Вот только процесс возвращения был мучительно болезненным. И девочке пришлось принимать морфий. И, подобно многим героям данной главы, она не заметила как попала в зависимость от лекарства.
Считается, что вскоре Франсуаза справилась с этим пороком. Во всяком случае, так считалось до 1990-го, когда писательница оказалась под судом за хранение кокаина. А в 1995-м — еще и за его употребление…
Говорят, тетенька получила бы по полной программе, не вмешайся в ход правосудия тогдашний президент Миттеран, с которым у писательницы были давние и подозрительно добрые отношения. Говорят также, что на суде она не спорила с фактами и просила лишь об одном: «Дайте мне умереть спокойно».
Но ближе к закату жизни принялась вдруг всё отрицать.
Из одного ее интервью: «О том, что я алкоголичка, пишут уже 20 лет, но это неправда. Я пила вино, как все во Франции. Потом десять лет соблюдала сухой закон, ничего не пила. Ни грамма. Журналистам это мешало. И они придумали, что я наркоманка. Арестовали торговца наркотиками. Я была одной из ста человек, которые купили у него какую-то дозу кокаина».
Осмелимся откомментировать. Здравый смысл и элементарная логика подсказывают, что ни одному, пьющему «как все» (хотя бы и во Франции) нет необходимости вдруг ударяться в такую крайность, как соблюдение сухого закона. Завязывать свойственно людям, у которых возникают сколько-то серьезные проблемы с питием…
Далее: журналисты, конечно, народ сволочной, но даже они не в силах «придумать» кому попало «торговца наркотиками». К тому же, не они его арестовывали, а полиция. И если бы мадам Саган была даже одной из миллиона, «которые купили у него какую-то дозу» — эту дозу она все-таки купила. И нас преследует дурацкое ощущение, что та покупка не была в ее жизни чем-то из ряда вон выходящим. Иначе до суда дело просто не дошло б…
Золотое перо парижской журналистики и один из первых апологетов дешевого эпатажа Теофиль ГОТЬЕ баловался гашишем. То есть той самой травкой, потребление которой не только в Голландии, но уже и в Канаде, кажется, признано теперь безвредной шалостью. Курил Готье вполне целенаправленно. Едва отведав порочного дыма, он восторженно поделился ошеломительными впечатлениями с читателями газеты «Пресс», характеризовав производимый гашишем эффект как «апокалипсический кошмар»…
Кокаином лечился от застарелого туберкулеза СТИВЕНСОН. Нет никаких сомнений в том, что рассказ о похождениях Джекила-Хайда был написан им под впечатлением собственных видений и ощущений. Даты написания и самолечения, во всяком случае, совпадают…
В борьбе с невралгией употреблял эфир, морфий, кокаин и гашиш МОПАССАН. Сперва в лечебных целях, потом привык и галлюцинировал уже в собственное удовольствие. Раз сидел за письменным столом — вдруг дверь кабинета отворилась, в комнату вошел он сам, сел напротив себя же, опустив голову на руки, и принялся диктовать. Исчез, когда все было дописано…
Несостоявшийся врач (чем был весьма опечален его доктор-отец) и явный неврастеник БЕРЛИОЗ писал свою знаменитую «Фантастическую симфонию» под действием как минимум двух мощных катализаторов. Во-первых, он был безумно влюблен в английскую актрису Генриетту Смитсон. Впоследствии, сломав ногу и уйдя со сцены, она станет его первой женой — это будет очень неудачный брак. Впрочем, и его вторая жена — испанская певица Мария Ресио — выйдет за Гектора из откровенно корыстных побуждений. Композитор переживет обеих женщин, но сейчас не об этом…
Во-вторых, немного знакомый с лекарским делом молодой Берлиоз беспощадно злоупотреблял опиумом. И однажды, приняв изрядную дозу наркотика, погрузился в чудовищный сон. Он якобы убил возлюбленную и должен взойти на эшафот. Причем всё это проистекало на фоне оргий шабаша ведьм. Музыковеды говорят, в симфонии темы преступления, наказания и бесовщины прослеживаются весьма прозрачно. Да и название у нее, наверное, не такое уж случайное…
Ни суеверного страха, ни тем более отвращения не внушал гашиш и ДЕЛАКРУА. То есть, стать наркоманом он опасался, и был, как думалось, довольно осторожен. Однако творческие приступы вызывал наркотиками или алкоголем (а чаще обоими одновременно) абсолютно сознательно. При этом и оправдывался предельно убедительно: если, мол, написав страницу, я выпью стакан вина, то, перечитав ее, непременно нахожу ворох ошибок, которых никогда не углядел бы на трезвую голову.
Вот что тут возразишь, если — помогает?..
Его автопортрет «Делакруа в неистовстве» — едва ли не единственный в истории живописи образчик жанра, свидетельствующий о полнейшей невменяемости автора в момент творения…
Из воспоминаний Теннеси УИЛЬЯМСА: «С лета 1955 года я начал принимать наркотики и с тех пор пишу под их воздействием». Что правда: после «Кошки на раскаленной крыше» (и второй уже — за нее — Пулитцеровки) Уильямс сидел на наркотиках. Но самое любопытное: именно в этот период, с конца 40-х по конец 50-х им и были созданы ВСЕ прославившие его шедевры (за исключением, разве, «Ночи игуаны», появившейся в 61-м). Они творились в обстановке бесконечных разъездов по стране, в атмосфере чудовищного хаоса («пьянство, наркотики, случайные любовники, которых он подцеплял в публичных бассейнах»). Письма драматурга — самые надежные свидетельства отсутствия в его тогдашней жизни какого-либо намека на быт: сплошные убогие номера отелей, непослушные арендованные автомобили, несъедобная дорожная пища… «Я бегу от чего-то, только не знаю, от чего», — сокрушался он. И, что называется, творил нетленку. «Впрочем, так поступали многие талантливые писатели», — оправдывался Уильямс… Многие, повторим мы вслед за автором «Трамвая «Желания».
О, ему было кого вспомнить!..
Более полувека из отведенных судьбой 74 лет пожирал опиум английский писатель ДЕ КУИНСИ. Он попробовал его впервые, чтобы избавиться от зубной боли. Помогло. Понравилось. Стал увеличивать дозы. Дошел до 8000 капель в день. Снизил планку до тысячи капель, лишь женившись — по уже категорическому настоянию супруги.
Он вошел в историю как хрестоматийно убежденный и последовательный наркоман. Его «Исповедь опиумоеда» — трагический, но необычайно талантливый бестселлер, поражавший публику как красотой слога, так и жестокой силой в описании грез и галлюцинаций. Это было первое на земле пособие по применению опиума ради художнического озарения. Книга породила целое поколение последователей. Другое дело, что зависимость от препарата уже не позволяла ему работать систематически. Вдохновения хватало лишь на небольшие статьи по истории, литературе и философии. Однако все 14 томов этих, с позволения сказать, миниатюр написаны завидно блестящим стилем…
Или вот КОЛРИДЖ… Мы, кстати, забыли упомянуть его в числе подагриков. Меж тем, именно эта эксклюзивная болезнь уже к тридцати годам практически полностью разрушила здоровье поэта и вынудила его подсесть на опиум. И как подсесть! — свидетельствуют, что бедняга (и тут это слово звучит без малейшей натяжки) выпивал «до двух полных кварт лауданума в неделю». А кварта — напомним — это почти литр. Делите два литра на семь: малинковский стакан с горкой на день получается…