В 1838-м году королева ВИКТОРИЯ повелела установить бильярдный стол в Виндзорском Замке…
Восемью годами спустя едва успевший надеть тиару папа ПИЙ IX распорядился внести бильярдный стол в ватиканские покои…
В день коронации наш АЛЕКСАНДР III получил бильярдный стол в качестве подарка от своего французского коллеги НАПОЛЕОНА III…
В одном из казино Монте-Карло имеется мемориальная доска с надписью: «У нас играли НАПОЛЕОН (без уточнения, который, из чего надо полагать, тот самый Буонапарт — С.С.), ГИТЛЕР и АЛЕКСАНДР I»…
Британским парламентом была учреждена специальная должность — партнер сэра Уинстона ЧЕРЧИЛЛЯ по его любимому бриджу…
В конце концов, появлением всем известного сэндвича мы обязаны носившему это имя графу, придумавшему сию не отвлекавшую от игры закуску… Но это так — для разгону и создания атмосферы. Теперь чуть подробнее…
Александр ДЮМА (будущий Отец) считался искусным бильярдистом. Во всяком случае, именно кием, а не шпагой или пером он заработал подъёмные на проезд до Парижа: раскрутив на партейку-другую хозяина постоялого двора, юноша выиграл 600 рюмок абсента. Одну выпил, остальные взял деньгами. Вышло 90 франков. На первое время ему хватило… И скажите теперь — все, кто зачитывался приключениями мушкетеров и амурными историями королев — что бильярд это плохо!..
До жути обожал катание шаров МОЦАРТ. В его венской квартире стоял дорогущий стол, возле которого композитор запечатлен на одном из полотен с любимым кием в руке. Считается, что бильярд служил ему способом расслабиться. Однако будьте уверены: играли за тем столом не на шелобаны. При этом Амадеус крайне редко оставался в выигрыше. Отзыв современника: «Моцарт страстно любил играть на бильярде, но играл плохо… Он делал высокие ставки, играя ночи напролет…»…
То же и с картами: играл скверно, но упрямо. Один из исследователей утверждает, что именно страсть к карточной игре привела великого венца в «высшие слои общества», а потом и к масонам. И именно по этой деликатной причине в последние годы жизни Моцарт практически даром сбывал издателям свои сочинения. Деньги требовались СРОЧНО: проигрыши в 100 гульденов за ночь оказывались ему даже при куда как неплохих заработках (о них чуть позже) все-таки несколько не по карману…
Раз молодым еще репортёром «Морнинг кроникл» (дело было перед самым Рождеством 1835-го) ДИККЕНС был направлен в захолустный Кеттеринг наблюдатель за выборами. «Идиотизм и смертная скука» — злоключил он помотавшись по отелю (гостиница называлась «Белый олень», если кому интересно). И, поняв, что праздник летит ко всем чертям, они с приятелем раздобыли и приволокли в номер бильярдный стол. «Дверь мы заперли и снаружи вывесили кочергу, временно исполняющую обязанности дверного молотка». И продолжаем цитату: «…оградив себя от вторжений извне, друзья отдавали игре на бильярде всё время, не занятое отчетами о малопривлекательных событиях, происходивших за дверью». Из диккенсова отчета о тех выборах: «Никогда в жизни не встречал ничего более мерзкого, тошнотворного и возмутительного!»…
Выпустить кии из рук обитателей «спально-бильярдного апартамента» вынудил лишь рождественский обед: устрицы в рыбном соусе, ростбиф, утка, традиционный пудинг с изюмом и сладкие пирожки…
ТВЕН обожал карамболь. Причем с годами страсть только возрастала. Один из друзей вспоминал как после банкета, приуроченного к 73-летию писателя — заполночь уже — тот затащил его к себе и предложил сыграть «коротенькую». Отказаться было невозможно: не играющим на бильярде или в карты (Твен предпочитал бриджам с преферансами «мокрую курицу» — любимую игру дошколят) дорога в дом заказывалась. И они катали шары, пока не «опомнились от грохота бидонов молочника, когда увидели, что было уже около пяти утра». А будучи помоложе, он не отходил от стола и по 10–12 часов…
Однажды УАЙЛЬД проигрался в казино в пух и прах. Наличных у него не осталось вовсе, ну просто ни монетки. И на выходе писатель спросил у распахнувшего перед ним дверь швейцара: «Вы не могли бы одолжить мне двадцать франков?» Швейцар протянул деньги: «С удовольствием, сэр». Уайльд величаво отстранил его руку: «Оставьте себе! Это ваши чаевые»…
Не упускал шанса заглянуть в игорный дом ПАГАНИНИ. Эту страстишку он унаследовал от помешанного на игре отца, которому, кстати, необычайно везло и в карты и в какие-то «темные лотереи». Что, впрочем, не мешало старому Антонио и проигрывать деньги, вырученные на концертах сына — Паганини-папа беспощадно эксплуатировал талант Николо до тех пор, пока тому едва исполнилось одиннадцать лет… Первые же СВОИ деньги юный «дьяволенок» заработал не игрой на скрипке, а поставив припрятанную от папаши пятифранковую монету на карту в одной из грязных генуэзких портовых таверн. Тем вечером он удачно превратил ее в восемьдесят луидоров, на которые оделся утром в одном из самых модных магазинов (изящные туалеты были еще одной отличительной чертой, если не сказать пожизненным пунктиком маэстро).
О неравнодушии Паганини к карточной игре можно судить уже хотя бы по тому, что сплетня о том, как он проиграл свою скрипку Гварнери, была едва ли не излюбленной темой желтых газет всей Европы… Разумеется, свою «Дель Джезу» Никколо никогда и никому не проигрывал, но за карточным столом ему действительно везло не часто. Человеку — будь он даже Паганини — не может везти во всем сразу. Предание гласит, что однажды, усевшись играть с несколькими лирами в кармане, великий скрипач превратил их к утру в целое состояние. «Это он!» — ужасным шепотом пожаловался везунчик приятелю. «Кто он?» — «Дьявол!.. Это его происки». И якобы впредь музыкант уже не притрагивался к картам…
Иоганн Себастьян БАХ был страстным игроком на… органе. Известно, что он отменно играл на скрипке и виоле да гамба, чуть хуже на деревянных и медных духовых инструментах, но в «импровизации на клавесине и органе, неизменно одерживая верх в традиционных тогда состязаниях самых крупных музыкантов». Так, один из конкурсов заключался в том, что каждый из участников сочинит фугу, а другой должен будет исполнить ее — без подготовки, с листа. Очевидцы рассказывали: «Бах взял нотную тетрадь соперника, перевернул ее вверх ногами и, к изумлению присутствующих, сыграл произведение в нужном темпе и без единой ошибки, после чего продолжать состязание стало совершенно излишним»…
ГЕТЕ отродясь не брал карт в руки, но считал это своим крупным недостатком: он был убежден, что игра для молодых людей чрезвычайно полезна, поскольку просто невозможно представить себе общества без карт…
Преазартным игроком был «самый революционный из умов современной ему Германии» ЛЕССИНГ. Будучи и изначально натурой гипоманиакальной, после череды смертей самых близких (сначала трагически погиб его друг-писатель Эвальд фон Клейст, а вскоре жена Лессинга, с которой он мечтал соединиться чуть не полжизни, умерла в родах, произведя на свет нежизнеспособное дитя) драматург не знал уже ничего кроме работы и — карт. Это необузданное влечение он рассматривал как род искусственной ажитации для своих напрочь расшатанных нервов: «Я нарочно играю так страстно. Сильное возбуждение приводит в действие мою остановившуюся машину; оно избавляет меня от физического страдания, которое я часто испытываю».
Похоже, ту же функцию будоражения нервной системы возлагал на карты современник и соотечественник Лессинга БЛЮХЕР. Фельдмаршал был из людей, чувствующих себя сносно только в борьбе. «И вечный бой, покой нам только снится» — в точности о нём. Любого простоя Блюхер не переносил органически, а гарнизонную службу именовал «мучительной бездеятельностью». И в отсутствие военных кампаний не находил ничего лучше как стимулировать жизнедеятельность высокими ставками за карточным столом. О суммах, которые он оставлял там, ходили легенды.
Впрочем, даже карты не всегда помогали этому пруссаку взбодриться должным образом. Специалисты настаивают на очевидной циклотомии полководца. Проще говоря, периоды психического подъема то и дело чередовались у него с депрессивными фазами. На одну из которых и выпало сражение при Лаоне в марте 1814-го, в котором Бонапарт одержал пусть пиррову, но все-таки победу. Не пребывай Блюхер в те недели в состоянии своего знаменитого уныния — Европа освободилась бы от «врага рода человеческого» целым годом раньше.