Кто-то вспоминал, что в ту пору он любил торговаться с револьвером в руке. Заряженным, как уточняют… То есть, художник уже был — шумная известность, выставки даже — а денег у художника по прежнему не было. Из полицейских архивов (а полиция везде полиция, и знает всё и всегда лучше статистики) следует, что в ту пору Пикассо зарабатывал «в среднем 25 франков в день». И тут — заказы Дягилева…
Гонорары Сержа, как и общая раскрутка за счет «Русских сезонов», пришлись очень кстати. Именно на них он позволил себе взять в жены актрису дягилевского же кордебалета, а по совместительству дочь русского полковника (ну вот любил Сергей Палыч, чтобы в труппе были девушки из хороших семей!) Ольгу Хохлову. Подразбогатевший Пикассо мигом превратился в этакого светского льва «а ля Стравинский». Сменил знаменитую красную рубашку в белый горошек на безупречный смокинг, напялил котелок, из кармашка жилета заблестели дорогущие золотые часы…
Но это было еще ничто. Это было лишь начало долгого пути к мировому признанию. Первые интервью с Пикассо появятся на страницах парижских газет лишь десятилетие спустя. Тогда же, в 1931-м, в галерее Жоржа Пети пройдет и ретроспективная выставка 236 его полотен (готовя ее, Пабло в последний раз сам группировал и развешивал свои творения). Еще популярней он станет лишь восемнадцать лет спустя, нарисовав для Всемирного конгресса сторонников мира ту самую — в несколько штрихов — голубку…
Теперь у него было всё: шикарное авто, костюмы от лучших дизайнеров, личный замок где-то в Нормандии, который стерегли дорогущие собаки… Однажды Пабло признался: «Я всегда жил как бедный человек с деньгами». При этом «человек с деньгами» не очень-то расщедривался даже в отношении многочисленных потомков…
Про то, что всех своих женщин этот сексапильный монстр довел если не до самоубийства, то до дурдома, общеизвестно, а нет — в следующем томе непременно расскажем. Но еще круче тиранил Пикассо своего первого и единственного законного сына: Поль всю жизнь пробыл у него на коротком поводке — то в качестве шофера, то просто мальчика на побегушках. За мизерное содержание выслушивал папашины разносы: ты ничто, ты посредственность, не способная содержать семью, ты вещь моя!.. А в детстве Пабло обожал малыша, писал по его портрету каждый месяц… Считается, что впоследствии художник вымещал на сыне ненависть к его матери: адвокаты Ольги изрядно потрепали его кошелек, а потом она очень долго не давала развода…
Не слишком церемонился Пабло и с внуками. Надумав поступать на медицинский, дочь Поля Марина попросила дедушку о поддержке. И тот заявил, что не может позволить себе оплачивать ее учебы…
В таких отношениях с близким биографы Пикассо винят его вторую и последнюю законную жену. Жаклин Рок была на 46 лет младше избранника, их брак считался счастливым. При этом Жаклин всячески изолировала престарелого мужа от бывших любовниц, от приходившихся ей сверстниками пасынков с падчерицами и их отпрысков. Она не пустила внуков даже попрощаться с телом умершего деда…
Наверное, так и было. Однако наверное же известно и то, что она — собственноручно и очень заботливо — кормила и мыла уже ослепшего и оглохшего мужа. А после его смерти установила у себя в комнате огромный портрет любимого, с которым и «советовалась» по каждой мелочи.
А потом ушла в монастырь…
В общем, чужая семья — те самые потемки, и своя правота в поведении Жаклин имелась. Мы сейчас о том, что дедушка Пикассо был, по меньшей мере, сильно жадноват…
Итогом 78 лет беспрерывного творения стали — вы уж простите тон проводящего инвентаризацию завхоза — 1885 картин, 7089 рисунков, более 30 тысяч эстампов, 1228 скульптурных и 3222 керамические композиции. Совокупная стоимость наследия Пикассо была оценена в миллиард сто миллионов долларов и не перестает расти в цене.
Он умер, не оставив завещания.
Разумеется, при дележе, растянувшемся на годы, наследники передрались. Недовольными остались все. Хотя назвать кого-то обиженными нам, людям сторонним, не так просто. Овдовевшая муза-сиделка получила 300 миллионов франков. Законным внукам отошло по 200, а внебрачным Майе, Паломе и Клоду — по 86 (и это при условии, что наследство не светило им вовсе — за три года до того уставшие от происков Жаклин двое последних порвали с отцом). Правда, богатства не сделали их жизней счастливей.
Не пущенный на похороны деда Паблито — сын Поля, названный сами понимаете, в чью честь — нахлебался жавеловой воды (раствор гипохлорита натрия или калия), сжег желудок и три месяца отходил в страшных муках на больничной койке… Спустя два года вслед за ним отправился спившийся и безвозвратно подсевший на наркотики отец… Майя погибла в автомобильной катастрофе… Проходившая девять лет по грани безумия Жаклин пустила себе пулю в висок — накануне открытия очередной выставки ее «солнца и монсеньора» и непосредственно на его могиле… Ольга Хохлова закончила дни в сумасшедшем доме…
«Он высасывал кровь из близких и подписывал ею полотна» — сказала однажды ее (их) внучка Марина — самая, между прочим, бескорыстная и преданная светлой памяти деда из всего третьего колена Пикассо. И, скорее всего, это наиболее точная цена наследия великого мастера. И нечему тут удивляться: чем выше гений, тем чаще именно так…
А вы: Дягилев, Дягилев…
Бывшие при его последнем вздохе любимчики Лифарь и Кохно устроили над остывающим трупом самую настоящую потасовку. Из воспоминаний Мисии: «В тишине, полной подлинного драматизма, раздалось какое-то рычание: Кохно бросился на Лифаря, стоявшего на коленях по другую сторону кровати. Они катались по полу, раздирая, кусая друг друга, как звери. Две бешеные собаки яростно сражались за труп своего владыки. Мы с сиделкой с огромным трудом разняли их и заставили выйти из комнаты…»
После смерти патрона Серж Лифарь возглавил балетную труппу «Гранд-опера». Борис Кохно — последний секретарь Сергея Палыча; его должностные обязанности формулировались предельно просто: «Быть необходимым».
Любовь умершего хозяина делили они в тот миг или его осиротевшую в одночасье империю — какая теперь разница… Говорят, Птолемей тоже очень любил Александра. Так любил, что едва ли не мечом отстоял свое право хоронить владыку — право, узаконившее его права наследника…
А вот история еще одного купца от искусства, лишь утверждающая нас в уверенности, что одним творческим энтузиазмом и любовью к прекрасному по-настоящему великого не сотворить. СТАНИСЛАВСКИЙ, отбирать у которого лавры одного из создателей того театра, который мы имеем честь знать и любить, вряд ли превратил бы хобби в дело жизни без миллионного состояния предков за спиной. Да и сам автор системы актерско-режиссерской выучки не оставлял коммерческой деятельности практически до Великого Октября. А теперь о том же, но в деталях…
Династию капиталистов Алексеевых основал его прадед — сын ярославского крепостного крестьянина, но уже купец второй гильдии Семен Алексеев, построивший в Москве фабрику «волоченного и плащенного золота и серебра». Золотая нить и прочие модные блестки, шедшие на отделки дамских платьев и вицмундиров, приносили ему 60 тысяч годовых. Но предприимчивый нувориш не довольствовался ролью поставщика драгоценной канители одному свету — однажды он лично объехал все подмосковные женские монастыри и заключил с синодальным ведомством договор о централизованном снабжении его своим товаром. А на получаемые прибыли основал хлопкоочистительную мануфактуру. Ну и по мелочи: овец разводил, коневодством пробавлялся. При этом жмотом не был — имя Семена Алексеевича значилось на мраморной плите благотворителей тоновского храма Христа Спасителя. Известно и о его крупном взносе на содержание ополчения 1812 года…
Унаследовавший папашино дело Владимир Семенович открыл широкую торговую сеть и довел годовой оборот до 800 тысяч. Он же додумался сбывать обвитую золотом шелковую нить на Восток — в Хиву, в Самарканд, в Индию, где мода на блестючее не проходила никогда. Увеличив сбыт, он тут же расщирил и производство и золотил нить уже не только дома, но и в Италии. На Владимира Семеновича работали уже английские менеджеры. Монополист русского шитья, он имел вес при дворе и исхитрился усадить в кресло градоначальника Москвы близкого родственника Александра Алексеева, сын которого — управлявший до этого семейным бизнесом Николай Александрович — впоследствии тоже стал московским городским головой. Он занял этот пост в 33 года и пребывал в должности восемь лет, пока не был застрелен прямо на рабочем месте — вот уж где черная-то ирония судьбы — ворвавшимся в кабинет сумасшедшим. Дело в том, что Николай Александрович прославился не только как один из виднейших обустроителей Москвы (водопроводом, канализацией и первыми электрическими сетями город обзавелся именно при нем), он был основателем дома призрения для душевнобольных — знаменитой Канатчиковой дачи. После его трагической кончины от руки пациента этой самой лечебницы, император даже повелел поименовать ее в честь убитого (а большевики переименовали — в Кащенко). Ну да это всё предыстория…