Не сердитесь, что всё это немножечко не о деньгах, но как не вспомнить такую историю?!
Возвращаясь же к деньгам с подарками: редкий спектакль обворожительной примы обходился без подношения ей «милых пустячков» — бархатных коробочек с бриллиантовыми серьгами или сапфировыми брошами… Рассказывали, что едва не половина драгоценных безделушек Фаберже, изготавливавшихся чуть ли не эксклюзивно для царской фамилии, перекочевывала из магазина в шкатулки Кшесинской… К тому же, от женившегося Ники ей досталась привилегия звать его на «ты» и без церемоний обращаться напрямую по всем вопросам. Учитывая непростой характер Матильды, обращалась она нередко. Пререкания с ней стоили карьер парочке министров. Из-за нее был вынужден покинуть театр Волконский, выгнавший оттуда когда-то Дягилева. Одним словом, в конечном счете Матильда Феликсовна выбила себе право, не теряя места в труппе Мариинки (для проформы танцевала один-два спектакля в год), отправиться в турне по Европе. Вернулась оттуда «генералиссимусом русского балета» и откровенной уже богачкой. Отстроила себе новый особняк — настоящий дворец на Кронверкском, ныне Каменноостровском — с собственным винным погребом и даже коровником (чтобы никогда уже не искать сынишке свежего молока). А вскоре Андрей купил ей симпатичную виллу «Алам» на берегу Французской Ривьеры…
Правда, нельзя не вспомнить как в самом начале первой мировой она организовала и два года содержала на свои средства лазарет о тридцать коек. Говорили, что именно на деньги, вырученные от продажи ее бриллиантов (по слухам же — самой крупной в коллекции в тогдашней России), переданные ею незадолго до революции с Ссудную казну, перекочевавшую вскоре вместе с казаками в Югославию, кормилась половина тамошнего белого эмигрантства…
Но самый стойкий из мифов о богатствах Кшесинской гласит, будто не всё увезла она (и бездарно продула в казино) за рубеж. Будто большую часть сокровищ закопала Матильда Феликсовна во дворике своего дворца. Сенсационными сообщениями на эту тему и по сей день пестрят страницы далеко не самых желтых отечественных изданий. А уж в них разнообразно. И про то, что «современными экспертами клад Кшесинской оценивается примерно в двести миллионов долларов». И про то, как искали да не нашли его большевики еще в 20-х. Потом — не нашли и в 37-м. Ищут якобы и по сегодня, но информация-де строго засекречена…
Вправду оно так или нет, а очень похоже, что была Матильда Феликсовна одной из самых богатых женщин России, которую мы потеряли. А начиналось — с презентиков влюбленного наследника престола…
Хотя и тут не без оговорки: любовь к дареному пришла к маленькой Матильде гораздо раньше: императорское училище Кшесинская Вторая (так звали ее там, чтобы отличить от старшей сестры и тоже балерины Юлии) закончила первой по успеваемости, за что и получила наградное Полное собрание сочинений Лермонтова.
Злые языки утверждают, что старушка приврала в воспоминаниях, и это был всего лишь увесистый том Тургенева. Но в том ли суть?..
Мери ПИКФОРД однажды призналась Немировичу-Данченко: «Мы прежде всего банкиры, а затем уже актеры». Она имела в виду основавших в 1919-м кинокомпанию «Юнайтед Артистс» себя, женившегося на ней незадолго до этого Дугласа Фербенкса, Чарли Чаплина и Гриффита.
Снискавшая экранную славу в амплуа девчушек-сорванцов в жизни эта милая леди была завидно деловым человеком и уже в 25 лет вышла на фиксированный гонорар — 675 тысяч долларов за ленту (что-то в районе 10 миллионов нынешними деньгами). А как соучредитель компании и продюсер своих фильмов мгновенно превратилась в одну из влиятельнейших персон американской киноиндустрии.
При этом именно она была первым вице-президентом действующего и поныне Фонда помощи нуждающимся киноактерам (они с означенной выше троицей убедили артистов, зарабатывавших больше 200 долларов в неделю, отстегивать полпроцента в пользу менее успешных коллег).
«Рождение нации» Дэвида ГРИФФИТА фильм великий не только в художественном, но и в маркетинговом смысле: на его производство ушло всего 110 тысяч долларов, а прокат принес фирме 50 миллионов.
Кстати: именно на премьере этого фильма — в самом его финале, во время бешеной скачки лошадей — оркестр играл не что-нибудь, а вагнеровский «Полет валькирий». Эффект был ошеломительный. Так что полвека спустя Коппола в «Апокалипсисе» ничего не придумал, а просто использовал гениальную находку корифея…
По складу характера и специализации Гриффит был откровенный эпохальщик, комедий снимать не умел, а потому и сам жанр ненавидел. Но Америка хотела смеяться. И Гриффит взялся за комедии. В эпизоде одной из них он задействовал своего водителя по имени Мак СЕННЕТ, умевшего потешно подражать величайшему из тогдашних комиков Максу Линдеру. Потом снял его еще. И еще. Потом разрешил Маку наплевать на руль и писать сценарии. Потом предложил снимать самому. И в первые же полтора года тот наваял восемьдесят с лишним картин, став родоначальником комедийного американского кино.
Мак (по паспорту Майкл) Сеннет куда как прилично заработал на своем прямолинейном чувстве юмора. Известно, что любивший играть на бирже, в дни «великого краха» он потерял разом восемь миллионов долларов, сохранив лишь роскошный особняк, где и доживал, особенно не нуждаясь. Рассказывали, правда, что в 50-х он — живая, казалось бы, легенда — бродил по Голливуду в поисках работы, которой для него на новой фабрике грез ни у кого уже не находилось…
Главное же, чем дорог Сеннет человечеству — так это тем, что в его фильмах дебютировал начинающий мим, прозванный впоследствии Великим Немым…
Чарли ЧАПЛИН вырос «в ужасающей бедности» и смог покончить с нищетой и лишениями, лишь отпахав два долгих первых года в Америке «на дядю». Отпахал, надо сказать, со всей отдачей. В 1914 году он снялся в тридцати пяти лентах на сеннеттовской студии «Кистоун»…
К Сеннету Чарльз попал случайно, во время гастролей по штатам в составе второсортной английской труппы. Он пришел к «большому Маку» показаться, не особенно веря в успех. Но едва взглянув на него, всемогущий Сеннет «прыснул со смеху и вскоре уже весь трясся от хохота».
Он положил новичку 150 долларов в неделю…
Рассказывают, что всего за неделю до этого Чарли отнес в банк очередную жалкую кучку долларов: он откладывал на покупку фермы — будущий «величайший актер всех времен» (оценка Л. Оливье) искренне мечтал заняться свиноводством…
По истечении года, достав всех подсказками и сочтя себя готовым к самостоятельной режиссуре, Чаплин перебрался в чикагскую кинокомпанию «Эссеней» (на вдесятеро большую зарплату) и там целый год выдавал на гора по фильму в месяц. Когда же приспело время продлевать договор, молодой человек провозгласил довольно жесткое условие: сто пятьдесят тысяч на стол — немедленно и наличными. Ему сказали: «Не у нас». И Чарли снова ушел. В кинофирму «Мьючуэл». И это не было шило на мыло…
Новый контракт обеспечивал ему 10 тысяч в неделю (плюс заветный чек на 150 единовременно). «Когда я хотел жениться, — сказал он в те дни в одном из интервью, — у меня не было денег. Теперь деньги есть, но нет желания. И вообще, еще успею этим заняться, когда брошу работу».
Работу в «Мьючуэл» Чаплин назвал позже самым творчески счастливым периодом в своей жизни. «Деньги лились рекой», — вспоминал он. Видимо, так и было, поскольку вскоре выскочка (его собственное определение) обзавелся секретарем, лакеем, автомобилем и водителем к нему в придачу.
Отработав договоренное, он перебрался в «Фёрст нейшнл», где построил собственную студию и снимал уже исключительно шедевры. На «Малыша», например, угрохал 300 тысяч — теперь он мог позволить себе это, переснимая некоторые сцены по сто с лишним раз. Для сравнения: в отечественном кино хрестоматийным считается случай с Сергеем Бондарчуком, который однажды прогнал Тихонова-Болконского через тридцать два дубля одного эпизода и рассказывал потом, что тот его натурально возненавидел… Что же касаемо Чаплина и «мог себе позволить»: состоявшийся вскоре развод с нелюбимой Милдред Харрис (шестнадцатилеткой, женившей его на себе выдумкой про беременность) обошелся новоиспеченному магнату в 100 тысяч откупного. Кроме того бывшей перепал внушительный процент от будущих доходов…