Болтон, понявший, что конкурировать с казной целой державы даже ему не по плечу, предпринял ответный маневр: по его спецзаданию поэт Эразмус Дарвин (родной дедушка будущего открывателя теории эволюции видов — тесен мир) написал Уатту красноречивое письмо-отповедь. И мы не можем отказать себе в удовольствии процитировать его.
«Боже, как я был напуган, услышав, что русский медведь наложил на вас свою огромную лапу и тащит вас в Россию! — витийствовал мастер слова, — Пожалуйста, не ездите туда, если есть какая-нибудь возможность. Россия — это логово дракона: мы видели следы многих, ушедших туда, но очень немногих возвращавшихся оттуда. Надеюсь, что ваша «огневая машина» удержит вас здесь». И испытаемте-ка гордость за времена, когда держава наша славилась не разбазариванием, а скупкой мозгов!..
Короче: Уатт остался. Хотя бы потому что Болтон обошел-таки всех конкурентов и получил монопольное право на производство машины в течение целой четверти века. А заодно — для страховки уже — устроил женитьбу гениального друга на Энн Макгрегор, вошедшей в историю в качестве домашнего тюремщика слабовольного Уатта.
Теперь окольцованный гений находился под неусыпным присмотром. Из комнаты в комнату он мог перейти, лишь вытирая ноги о половички, разложенные перед каждой дверью. А его любимая табакерка должна была всякую минуту находиться в строго отведенном для нее месте. В назначенный миссис Уатт час свет в доме гасился, и тихий муж на свой страх и риск перебирался наверх, в лабораторию, где втихаря готовил себе еду в перерывах между опытами.
Ни о каком побеге речи больше идти просто не могло…
Тем временем с конвейера Болтона-Уатта начали сходить долгожданные машины. Казалось бы: мавр сделал свое дело, но предпринимательский гений Болтона нашел мозгам Уатта новое применение: он отправил его мотаться по стране с мастер-классами по обслуживанию их механизмов, убеждая хозяев рудников покупать лицензионные аппараты, а не дешевые подделки. И к 1785 году стало ясно: усилия не были напрасны, Болтон с Уаттом поработали на фирму, теперь фирма работала на них. «Будем в дальнейшем изготовлять те вещи, которые мы умеем делать, и предоставим остальное молодым людям, которым не грозит потеря денег и имени», — написал тогда друг Джеймс другу Мэтью.
До истечения их монополии оставалось пятнадцать лет… В 1800 году компаньоны передали бизнес сыновьям и отошли от дел. Уатт зажил жизнью ученого и главного в Англии консультанта по вечным двигателям, раздраконивание проектов каковых до самой смерти было его эксклюзивной и не слишком обременительной обязанностью…
Резюме: не встреться Уатту Болтон, и отцом парового двигателя в учебниках числился бы кто-нибудь другой…
А вот небольшой сюжетец насчет отсутствия пророка в родном отечестве. Всё нам аглицкое подавай! В то время, когда под боком своих Кулибиных — если уж и не пруд пруди, то один-то точно.
Ровнехонько в описываемые выше времена мастерской Петербургской Академии наук заведовал механик-самоучка Иван КУЛИБИН. 30 лет заведовал. В обязанности ему вменялось «иметь главное смотрение над инструментальною, слесарною, токарною и над тою полатою, где делаются оптические инструменты, термометры и барометры». В подписанной И. П. Кулибиным «Кондиции» имелся и особый пункт о непременном обучении работников: «Делать нескрытное показание академическим художникам во всём том, в чём он сам искусен». За руководство мастерской ему был положен оклад — 350 рублей в год и право заниматься всю вторую половину дня собственными изобретениями.
Определила Ивана Петровича в мастерскую всё та же Екатерина Великая — в благодарность за поднесенные ей чудо-часы «яичной фигуры». Вещица уникальнейшая, единственный, оставшийся от нашего героя артефакт, они и по сей день хранятся в Эрмитаже — съездите-поглазейте.
Нижегородский рукодел был неистощим на придумки. И на мелочевке зациклен не был. Он проектировал, например, мосты. За действующую 14-метровую модель одного из них (одноарочного — 298-метрового) был награжден большой золотой медалью с литой надписью «Достойному. Академия наук — механику Ивану Кулибину» плюс комплиментами восторженных не кого-нибудь, а самих Эйлера с Бернулли.
Но хвалу доке пели, а мостов почему-то не строили…
Он сконструировал водоход — «судно шло противу воды, помощью той же воды, без всякой посторонней силы». Но и тот мало что в эксплуатацию не пустили — списали на слом…
В активе кулибинских придумок числились: самобеглая коляска (трехколесный самокат), первый в мире прожектор, лифт… Наконец, именно Кулибин сотворил «механические ноги» — прообраз современных протезов. Идея была успешно реализована одним французским дельцом вскоре после войны 1812 года… Вот, собственно, в чём и отличие просвещенной, но абсолютной монархии от монархии конституционной: фиг пробьешься, и фиг пробьешь!
Сгубило Кулибина — нет, не невежество: малограмотность. Уволенный из Академии, он вернулся в родной Нижний. И увлекся чем? — правильно: разработкой вечного двигателя. Ухнул на это, всё, что скопил за долгую жизнь (а прожил Иван Петрович худо-бедно 83 годика) и умер гол, как сокол. Рассказывали, что у вдовы не было денег на похороны, и она продала единственные в доме настенные часы. Скорее всего, и это легенда. Но как похожа она на правду!..
Впрочем, недооценка уникальных мозгов — не чисто русская беда. Явление это предельно интернациональное. Примером тому история стопроцентного гения, в одиночку изменившего облик цивилизации. Никола ТЕСЛА — человек, памятниками которому служат электродвигатели и генераторы переменного тока, вышки линий электропередач и люминесцентные светильники и черт знает что ещё — от принципа дистанционного управления до прообразов радара и электронного микроскопа и многая, многая, многая…
Человек, запатентовавший три сотни изобретений и заработавший на них что-то в районе 250–300 миллионов долларов (в пересчете на нынешний курс) умер практически без гроша в кармане! Дензнаки интересовали его лишь как возможность продолжать свои немыслимые и столь же масштабные исследования…
А конструктор холодильной камеры Казимир ТЕЛЬЕ (если верить Циолковскому, поскольку нигде кроме его работы «Гений среди людей» этого имени нет) умер вообще в нищете. И голову на отсечение: производители холодильников — люди, скорее всего, даже отдаленного представления не имеющие за счет чего эти штуки холодят — в большинстве своем процветают…
Кто изобрел велосипед, а?
Приписывали Леонардо. Дескать, если уж гений — так точно он, кому ж еще-то. Даже чертежи соответствующие откопали. Потом, правда, выяснилось, что чертежи чуть не прошлогодние — в смысле, подделка…
Крепостному крестьянину Артамонову приписывали — а как же! наши Левши всем левшам левши. Мол, сконструировал уральский мужик «диковинный самокат» и по приказу хозяина отправился верхом на нем прямиком из родного Верхотурья в Москву-матушку — царя удивить. И доехал, и удивил, и был всячески обласкан. И даже в музее Нижнего Тагила действующий прототип, на котором сей беспрецедентный пробег был совершен, хранится — в 60 кило весом… Позже, правда, провели экспертизу металла, из которого изготовлена чудо-машина, и обнаружилось, что железо лет на сто помоложе. И сама моделька конкретно сдута с английской… Дальше — больше: стали искать концы и не нашли: не обнаружилось анналах никакого Ефима Артамонова. И с царями, путаница вышла: получалось, что награждал героя покойный уже к тому времени Павел. Да и чего в Москву-то было ехать, когда цари в Питере… Разрешилась истории просто: велосипедист Артамонов был выдуман аккурат во времена кампании по борьбе с космополитизмом, когда срочно принялись искать «русские приоритеты»…
А изобретателем велосипеда — т. н. «машины для ходьбы» — был барон Карл ДРЕЗ. Он сконструировал свой первый двухколесный самокат с седлом и рулем в 1817 году. Потом покумекал, добавил еще пару колес и поставил тележку на рельсы (ДРЕЗина получилась).