- Нет, Мари, вовсе нет...Но моя жена...Она очень ревнива, плюс у неё несколько болезненное воображение…
Мари подняла руку, отгораживаясь этим жестом от дальнейших слов Мориса. Он понял её желание правильно — замолчал и взволнованно наблюдал за лицом женщины, сидевшей напротив.
Молчание повисло в комнате, как утренний туман над водной гладью. Слышно было, как гудит огонь в камине — садясь за стол, Морис подкинул пару поленьев. И даже потрескивание пламени свечей в этой напряжённой тишине, присевшей за их стол как третий, совершенно лишний участник ужина, звучало подобно ударам хлыста.
Морис был рад услышать даже те нелицеприятные слова, которыми Мари решилась нарушить затянувшееся молчание.
- О, мужчины! Как вам нравится во всём обвинять женщин! У самих рыльце в пушку, но...«Дорогая, ты всё неправильно поняла!» «Это совсем не то, что тебе показалось!»
- Всё не так, ты же ничего про нас не знаешь...
- А зачем мне это знать? - Мари прищурилась, море в её взгляде заштормило до огромных бурунов с белой пеной на вершине...Но Мориса не напугал этот штормовой взгляд. Он снова смотрел ей прямо в глаза и от этого взгляда становилось горячо в груди и знакомая тягучая истома растекалась внизу живота...
- Ты мне нравишься, Мари. Очень нравишься. Но я ничего не могу тебе обещать.
- А разве я просила?- Мари скомкала в руках белую салфетку с монограммой отеля, только что лежавшую у неё на коленях. - Думаю, мне лучше уйти прямо сейчас — и тогда нам обоим не о чем будет переживать или жалеть.
- Вопрос в том — хочешь ли ты уйти?
- Так надо.
- Кому?
- Нам обоим.
- Лично мне надо, чтобы ты осталась сейчас со мной. Мне нужно слышать твой голос. Рассказать о себе. Расспросить о тебе. Я хочу быть с тобой сегодня. Хотя бы сегодня. Что будет дальше — я не знаю. Поэтому не хочу давать лживых обещаний... Но если ты хочешь уйти — я не имею права тебя задерживать…
И она ушла. С горящими щеками и влажными трусиками. Приехала к Анри, и, без всяческих предисловий, начала раздевать его прямо в коридоре. До кровати они не дотянули: упали на колючий и жёсткий деревенский коврик в гостиной. Этот «антиквариат» достался Анри в наследство от прежнего квартиросъемщика, но все его неудобства были забыты на то время, когда к звуку работающего телевизора, доносившегося от соседей справа, добавились сбившееся дыхание, всхлипы, стоны и характерные хлюпающие звуки. Некомфортно стало, когда всё закончилось и Анри, учащенно дыша, обнял её и неловко уткнулся носом куда-то в район ключицы. Мари же шарила по полу, пытаясь найти свою сумочку и достать сигареты...
- Что это было, Мари?
- Подарок от Санта-Клауса...Можно, я у тебя переночую? На улице холод собачий — задубею, пока до дома доберусь...
- Могла бы не спрашивать. Знаешь же, что я был бы рад, если бы ты собрала свои пожитки и съехала с той крысиной норы, что гордо называешь своей «квартирой».
- Не могу. Ещё не время. Не торопи меня…
- А когда оно придёт, это время?
- Не знаю. Я устала, Анри. Давай лучше ляжем спать.
Время Анри так и не наступило. Теперь память о нём жила лишь в воспоминаниях Мари, в мелодии старого шарманщика и в приходящих время от времени ароматных посылках с кофе.
Через полгода Морис Лангелитье снова приехал в Париж. Не на гастроли. За ней. За Мари Амиди.
И увёз её с собой.
Настал черёд Квебека гудеть растревоженным пчелиным ульем: «Видать, Лангелитье совсем сорвался с катушек. Только вчера поставил печать на свидетельство о разводе, сегодня уже понёсся регистрировать брак с какой-то француженкой».
Которая вовсе не была француженкой и звали её вовсе не Мари Амиди.
Но кому было до этого дело?
5. Когда Жизнь обнимается со Смертью
Их канадский роман развивался бурно.
Неделя в Ниагара-Фоллс, где красота и мощь водопадов настолько потрясли Мари, что она за несколько дней не сказала и пары десятков фраз. Казалось кощунственным нарушать ту магию, что ощущалась повсюду - в падающих вниз неукротимых водных струях, в висевших над ними радугах и облаках водной пыли, в лицах людей, собравшихся на смотровых площадках...
Выходные в горах — в маленьком охотничьем домике, о существовании которого знали лишь проверенные временем друзья Мориса. Вокруг царила первозданная природа: простор, покой и тишина. Нет, конечно же здешний мир звуками природы заполнялся под завязку, но, привыкшее к нескончаемому гомону мегаполиса ухо вынуждено было заново обучаться их различать. Спустя некоторое время Мари стала улавливать вечерний шорох лиственных и хвойных деревьев, звонкую песню родничка, зарождавшегося в скалах за их домом и плясавшего по поросшим мхами камням - через лес, к бегущей в ущелье реке, я мощно гудевшей своими водами на перекатах, перекликаясь с гомонящими у воды птицами...Там, в горах, дышалось иначе и жилось по-другому. Природа требовательным учителем диктовала свои правила. Но стоило их заучить и свято соблюдать, как ты становился любимчиком, которому выдавались дополнительные "плюшки": вдруг открывалась поляна, поросшая душистой и спелой лесной земляникой, или попадалась на крючок огромная радужная форель...