Плевать ей на антитабачный запрет Мориса: он сам виноват в её нынешнем порыве! Всего один телефонный звонок. Всего несколько фраз, которые дали бы понять: всё в порядке. Ничего страшного не случилось. Жизнь продолжается - и в ней есть место любви, пониманию, прощению. Но телефон молчит, нагнетая обстановку. Нет писем в электронной почте. Не появляются значки долгожданных сообщений в чате, где они привыкли общаться.
Что за игру затеял Морис? Хочет наказать её молчанием? Как бы не наказал сам себя.
И с чего Мари считала его особенным? Морис Лангелитье оказался таким же, как все её бывшие. Собственная карьера для него важней всего на свете. И ему тоже нужна Идеальная Женщина. Без недостатков и слабостей.
Мари умышленно направилась с сигаретой в гостиную: здесь ей курить строго-настрого запрещено. От нарушения этого запрета она испытала какое-то дикое удовольствие - почти как активист защиты пушных животных, исподтишка рисующий на чьей-нибудь шубе краской из пульверизатора лозунг протеста.
«Мяяяяяяяяяяу?» - когда это невероятное животное успело нарисоваться на пороге спальни?
Лаки смотрела на хозяйку: сначала недоумевающе, потом презрительно. Развернулась, всем своим существом изображая негодование — кончик хвоста погрозил хозяйке, как указательный палец гневающегося человека - и снова исчезла в темноте.
- Прости, дорогая… - шепчет Мари. - Но это было необходимо.
Докуренная сигарета раскрошилась, вдавливаясь в дно керамической пепельницы. Ухмыляющийся скелет обвивает её борта.
«Кто дал ему право скалиться над моей судьбой?»
Внезапный порыв ярости заполнил каждую клеточку тела, как вода губку для мытья посуды. Мари попыталась сдержать его, но мышцы зазвенели от перенапряжения. Всего лишь доля секунды оказалась решающей в противоборстве разума и чувств: со всего размаху полетела пепельница-скелет на пол и раскололась на две половинки, посыпая серым пеплом белый ковёр гостиной…
«Вы правы, господа американские полицейские — Линда Делани не умерла. И я не знаю, что ещё она натворит...»
Мари вздрогнула, услышав звук открывающегося замка.
- Морис! - бросилась в прихожую, с радостно забившимся сердцем. - Наконец-то! Я так переживала! Почему ты не звонил?
- Что это ещё за новости? Почему здесь так накурено?
Улыбка сползла с лица Мари, как вечернее платье падает с плеч на пол по возвращении с блестящего бала.
Прикусив губу, пытавшуюся предательски задрожать на глазах у мужа (а вслед за ней потянулись бы горячими солёными дорожками по щекам злые слёзы!), Мари сжала кулаки и направилась к Морису, чуть наклонив голову, напоминая быка, разозлённого матадором. Не доходя пару шагов до онемевшего от неожиданности мужа, она вдруг остановилась. Огромными глазами уставилась удивлённо на свои руки, потом смело подняла взгляд на Мориса.
-Ты...Ты — чудовище, Морис! Пропади ты пропадом!
Миг — и только чуть сладковатый запах табака, смешанный с нежным ароматом сирени, напоминал о том, что перед ним только что стояла жена. С разлохмаченными волосами, мечущими молнии глазами, разгневанная - и прекрасная, как никогда... Теперь её можно было только услышать: хлопала дверцами шкафа в своём кабинете, что-то роняла и подбирала, чертыхаясь…
Морис пытался держать себя в руках. Спокойно разделся. Считая до десяти, пошёл в кладовку за пылесосом, попутно подобрав половинки разбитой пепельницы…«С возвращением домой, Морис!» - звякнули осколки, исчезая в разверзнутой пасти мусорного ведра.
За спиной словно ветер прошуршал. Хлопнула входная дверь. Мари ушла.
Лангелитье включил пылесос и стал собирать пепел со светлого ковра. Получалось плохо. Серые разводы, остающиеся на ковре, казались плесенью, растущей на стенах уютного домика их отношений. Трещинами, ползущими по фундаменту, на котором держалась их семья. Морис не сдавался, переключал режимы на пылесосе, менял насадки, пробуя и так и этак избавить белоснежный ковёр от серых клякс. Принёс из кладовки средство-пятновыводитель — дело пошло лучше, но вскоре стало понятно, что ковру уже не вернуть первозданную белизну, что его проще заменить новым, чем отчистить эту грязь.
«Всё, как в жизни: можно помириться после ссоры, но отношения уже никогда не будут прежними.»
Оставив в покое испорченный ковёр, Лангелитье достал из бара бутылку коньяка: бордо тут не поможет, нужна тяжёлая артиллерия! Он устало опустился в ближайшее к кухне кресло в гостиной, и взгляд его упал на свадебную фотографию, стоявшую на телевизионной тумбе.
Видит бог: он жалел о том, что с порога принялся выяснять отношения.
«Что с нами происходит? Я ведь скучал по ней. Считал минуты до возвращения домой — и на тебе, сорвался!»
Коньяк обжёг нёбо терпкой горечью пережжённой карамели.
Глаза предательски увлажнились: а ведь он не плакал с той самой памятной ночи, когда Анна объявила ему о том, что подаёт на развод.
Сперва пустила его в свою постель, распахнула обьятья и отдавалась ему с каким-то отчаянным распутством, совершенно ей прежде не свойственным. Стонала всё громче, хрипло перекатывала в горле нецензурные слова, утробно вскрикнула, получив оргазм.
И...тут же отстранилась холодно и ударила его всего лишь одной фразой. Простыми словами, хотя казалось — кулаком под дых.
- Я подала на развод, Морис. И решение своё не изменю.
Воспоминания до сих пор отзываются болью. А сегодняшняя стычка с Мари только подлила масла в огонь. Всего лишь сегодня утром он чувствовал себя победителем мира, когда битком набитый зал не отпускал его со сцены, требуя вновь и вновь исполнения любимых песен "на бис" - и чем он сейчас круче осколков пепельницы, которую разбила Мари?!