— Должно быть, подойдет, — произнесла я, отчего ее зеленые глаза расширились.
— Ты не можешь пойти в джинсах, — сказала она. — По крайней мере, не в театр. Тебя там и к двери не подпустят!
— Великолепно! — воскликнула я, думая, что как минимум один честный человек попался в моей жизни. — Я сниму джинсы. То есть… не сейчас, — поправилась я, глядя, как Марианн пятится к двери.
— А в этой блузке ты выглядишь как ковбой, — продолжила она.
— Помоги мне! — взмолилась я, показывая на шкаф.
Марианн медленно приблизилась к нему с таким же выражением на лице, с каким она обычно принимала пациентов в госпитале.
— Ладно… — сказала она с легким вздохом, осмотрев мою коллекцию рубашек. — Но это будет нелегко.
В результате я заняла у Марианн ее черные обтягивающие брюки и надела к ним свою черную блузку с V-образным вырезом, которая, похоже, изрядно села после стирки.
Приняв душ, я постаралась что-то изобразить из своих волос — узел, хвост, косу — и в итоге позволила им свободно виться. Потом я подкрасила губы, откопав в сумке наполовину использованный тюбик помады, о котором я забыла со времен выпускного в медицинской школе. Затем взглянула на часы и схватила сумочку. Мне необходимо было успеть на поезд до Лондона.
Четыре часа, обед и мюзикл — и я снова оказалась в метро в компании Мэттью. Мы ехали в вагоне, изо всех сил пытаясь сохранить впечатление от мюзикла, притопывая ногами под сиденьем и глядя куда угодно, кроме как друг на друга. Отражение в противоположном стекле выдавало его — Мэттью все еще мотал головой, подпевая про себя. Мы вышли на платформу, хмыкнули, чтобы прочистить горло, и задышали с облегчением. На лестнице мы с Мэттью наконец посмотрели друг на друга и вместе запели «That’ll Be the Day» Бадди Холли. Мы танцевали по пути из метро к Карлос-плейс и пели всю дорогу до «Коннота»: «Вот это будет день — О-о-о-хо-о-о… Вот это будет день…»
Поравнявшись с главным входом, Мэттью внезапно остановился и развернул меня к себе, взяв за руку, — это походило на танцевальное па.
— Холли Кэмпбелл, в черном ты выглядишь просто великолепно!
— Ну спасибо тебе большое, — сказала я, отступая назад, как в танце, и нечаянно толкая швейцара, который изо всех сил пытался провести нас хоть куда-нибудь, либо в бар, либо на улицу. Маленький человечек завопил так, словно я была автобусом, мчащимся по тротуару, а он не успел отпрыгнуть.
— Простите! — воскликнула я.
— Какой номер? — спросил портье, устремившись из-за конторки к красной ковровой дорожке, устилавшей лестницу, изогнутые блестящие перила которой казались сделанными самим Микеланджело.
— Двести восемнадцать, — сказал Мэттью, позванивая ключами.
— Двести восемнадцать, — покорно повторила я. Когда мы поднимались по лестнице, я громко (от ужаса) поинтересовалась, не делит ли Мэттью номер со своей матерью. Он уверил меня, что нет.
— Так это твой последний вечер, да? — спросила я, принимая у Мэттью бокал с шампанским, который он наполнил из бутылки, стоявшей в серебряном ведерке со льдом.
Я согласилась зайти к нему на рюмочку перед сном, хотя было уже десять вечера и мне нужно было быть на пути в Сохо. Я не собиралась оставаться на ночь в номере Мэттью, это было не по плану. Но я не ожидала, что проведенное вместе время окажется таким приятным, и не думала, что мне сложно будет попрощаться с ним.
— Да, мой визит завершается, — подтвердил Мэттью, садясь в одно из желтых кресел, стоявших напротив меня. Комната была такой огромной, что у дальней стены, под панорамным окном, свободно помещался мягкий уголок для отдыха.
— Ну что, — начал Мэттью, поднимая свой бокал, но тут же заметил, что я одним глотком успела опустошить свой бокал наполовину.
— Извини, — я неуверенно засмеялась и позволила ему наполнить мой бокал снова. Маленький бокал, в отличие от всего остального в этом номере. — Можно мне сходить на разведку? — спросила я, вскакивая со стула.
— Милая, ты можешь делать все, что хочешь, — сказал Мэттью, глядя на меня так внимательно, что, будь я трезвой, у меня бы сердце зашлось. А поскольку я выпила за обедом, то шампанское очень быстро ударило мне в голову. Я чувствовала себя великолепно. Мне следует чаще пить.
— Ты только посмотри! — восторженно произнесла я, показывая на лепнину под потолком, поблескивающую позолотой люстру и мебель из вишневого дерева. Я провела ладонью по боку огромного телевизора, потом продолжила удивляться, обнаружив, что в ванной пол выложен мрамором, а весь фарфор просто сияет белизной.