— В фильмах это всегда происходит, как прорыв здоровенного баллона с водой, — сказала Ди, отодвигаясь от столика.
— Холли, ты ведь врач! Что ты думаешь? — настаивала Алисия.
— Ну… — Я помедлила. Я так давно принимала роды… — В фильмах это действительно происходит, как прорыв здоровенного баллона с водой, — повторила я.
— Я смеялась, — с надеждой произнесла Ди. — Я просто смеялась и… — Она внезапно всхлипнула, схватилась за живот и наклонилась в сторону кортов. Через какое-то время она смогла продолжить: — Я не хочу… чтобы люди на меня пялились.
— Никто не пялится, ты в темных очках, — сказала Алисия, потом повернулась ко мне: — И что нам делать?
— Подсчитать время между предполагаемыми схватками, — ответила я.
— А как насчет… течения? — спросила Алисия, состроив гримасу.
— Возможно, она всего лишь описалась, — предположила я. — Она очень громко смеялась. — Ди, у тебя раньше бывали такие сокращения?
— Бывали, но совсем не такие. Не отдавались в спине и тазе. Стоило мне пройтись, и они исчезали.
— Хорошо, давайте пройдемся. Может, все наладится, — предложила Алисия, хлопнув в ладоши, словно судья в боксе.
Мы зашагали. Приблизительно через три минуты Ди снова схватилась за живот и застонала.
— Ди, ты чувствуешь голову ребенка? — спросила Алисия.
— Голову ребенка? — с ужасом переспросила Ди, словно сама мысль об этом приводила ее в паническое состояние. Я понимала ее, потому что приблизительно так же я чувствовала себя на первом году обучения медицине, когда в учебнике родовых патологий рассматривала жутковатые иллюстрации с изображением развития плода. Там было одно мерзкое фото, на котором волосатый комок высовывался из неопределенного вида отверстия, а когда я прочитала подпись к фотографии, мне стало ясно, что это называется «нормальное рождение».
Ди начала плакать.
— Успокойся, Ди. Из тебя все еще капает? — спросила я. Когда она кивнула, я решила, что пора начинать управлять событиями. — Давайте просто признаем, что у тебя начались схватки, и поедем в больницу.
Сквозь толпу уимблдонского стадиона мы пробирались медленно, поскольку Ди не хотела устраивать сцен и отговорила Алисию от разгона толпы воплями «Женщина рожает! Прочь с дороги!». На улице нам попался прекрасный полицейский, который, увидев, как Ди всхлипывает и обнимает свой выпирающий живот, мигом посадил нас в такси, отодвинув всех людей, которые ждали в очереди. Этот момент, со всеми оттенками истинной британской вежливости, напомнил мне о сестрах Фоссиль из «Пуантов» и о том, как полицейский помогал им поймать такси, когда Паулина стала знаменитой. Мне показалось, что из нас получились бы сестры Фоссиль. Алисия была бы Паулиной, после того как Паулина провела бы несколько лет в качестве голливудской примадонны. Я могла бы быть Пози, если бы Пози решила стать доктором. Ну а Диотима могла бы быть Петровой, если бы Петрова забеременела от кого-то из своей летной команды. В общем, жуткий бы получился вариант.
У нас оказалось больше времени, чем я думала. Ординатор в Лондонском университетском госпитале даже не стал разговаривать с нами, пока Ди не осмотрела средних лет женщина по имени Росси. Росси была из Тринидада, и ее напевная речь успокоила всех нас, даже Ди. Закончив сонограмму, Росси подвезла каталку, на которой лежала Ди, к монитору, где в течение тридцатиминутного сканирования собиралась наблюдать за состоянием плода. Алисия отправилась на поиски телефона, чтобы позвонить Роксане, а я ждала Ди в комнате с другими беременными женщинами, подключенными к мониторам. У меня неожиданно появилось чувство клаустрофобии, особенно после синхронизации сердцебиений в мониторах. Мне казалось, что все мы заключены в гигантской утробе. Странные ощущения заставили меня вспомнить о том, что мы с Беном делили мамину утробу, и от этого мне стало еще горше сознавать, что теперь я и брат настолько разделены.
Наконец из-за занавески появился ординатор, огромные очки которого придавали мужчине вид удивленного насекомого.
— Ладно, мальчишки, как у нас делишки? — спросил он, представившись доктором Виндмиллом и протягивая ладонь для рукопожатия.
— Виндмилл? — спросила я.
— Виндфилд, — поправила меня Алисия.
— Винг, ладненько? Вингфилд, — сказал он.
Почему-то это исправленное «винг» в его фамилии заставило нас с Алисией с воодушевленным одобрением дружно воскликнуть «О!». Фамилия начинала ассоциироваться с чем-то возвышенным и чистым[28].