— Парень обедал с друзьями и подавился, после чего резко посинел и упал на пол. Друзья пытались ему помочь универсальными приемами, но безуспешно. Когда мы приехали, пришлось констатировать остановку сердца, — отрапортовал парамедик, после чего посмотрел на часы. — Асистолию[35] зафиксировали сорок пять минут назад.
Он также добавил, что пациенту ввели пять ампул эпинефрина, четыре дозы атропина и две дозы вазорелаксантов, лекарств, которые должны были наладить кровообращение. Медики занимались CPR[36] с того момента, как прибыли на место незадавшейся вечеринки. Пациенту постоянно делали искусственное дыхание, и по дороге он вспотел. Я надеялась лишь, что нам не придется снова его воскрешать.
— Есть данные о проблемах с сердцем? — спросила я.
— У нас нет.
«Это будет легко, — подумала я. — Все, что мне нужно сделать, это удостовериться, есть ли хоть одна ровная линия в ЭКГ пациента. Как только я увижу, что остановка сердца произошла на самом деле, объявлю время смерти».
Именно это мы и направились делать.
— Кто-нибудь возражает против моей кандидатуры на объявление? — спросила я минуту спустя, глядя на настенные часы, чтобы определить время смерти. Медики толпились у изголовья пациента, лицо которого покрылось испариной, и смотрели на меня с непониманием. На секунду мне показалось, что они просто не знают американского сленга, что «объявление» означает конец игры, пациент «вышел». Вот только он не вышел.
— Подождите! Минуточку! — Один из медиков фыркал и пыхтел. — Я уверен, что у него есть пульс.
— Нет, пульса нет, — тихо сказала я.
— У него есть пульс, доктор. У него определенно есть пульс, — подтвердил другой член команды реаниматоров, который держал руку на бедренной артерии пациента.
Я подошла к телу, чтобы убедиться самой. Глаза мужчины не реагировали на свет, пальцы посинели, но грудная клетка была все еще теплой, а сердце билось с такой необычайной силой, что мою руку буквально подбрасывало. Вот оно. Снова. Фейерверк в финале.
Я посторонилась, давая сестре Джемме возможность интубировать пациента и подсоединить его к дыхательному аппарату, затем стянула перчатку и направилась в комнату ожидания. Я не повторю той ошибки, которую сделала в Штатах. Этот мужчина был мертв еще сорок пять минут назад, до того как им занялась команда реаниматоров, и то, что его сердце все еще бьется, не означает, что он оживет. Я поговорю с его семьей и постараюсь убедить близких отказаться от искусственного жизнеобеспечения. Я не позволю Смерти смеяться последней.
— 11-я палата, возникли проблемы, — сообщила Марианн, хватая меня за руку, прежде чем я успела выбраться из «Аквариума».
— Маленький мальчик? Его нужно было научить пользоваться ингалятором.
Я повернулась и пошла за ней в 11-ю палату. Теперь Рори действительно задыхался — его маленькая грудь вздымалась и опадала с таким трудом, что мне впервые захотелось научиться исцелять наложением рук.
— Альбутерал в течение часа, — сказала я. — Подключите его к оксигемометру и давайте кислород. Он принял стероиды?
Марианн покачала головой.
— Их не принесли из фармации.
— Так сходи туда и сама принеси, — велела я и успокоила мать мальчика, пообещав, что скоро вернусь и осмотрю ее сына еще раз.
В коридоре я едва не столкнулась с мистером Деспопулосом, моим крайне болтливым, но абсолютно не от мира сего бездомным пациентом с синдромом Вернике-Корсакова — результатом разрушенного алкоголем мозга. Вообще-то мне нужно было бы вернуть его в палату, но мои мысли вертелись вокруг того, не забыла ли я, что еще можно сделать для маленького мальчика, поэтому я прошла прямо к двери приемной.
Двенадцать человек сразу вскочили на ноги, стоило мне только открыть дверь. С внутренним облегчением я заметила, что никто из них не держит кастетов и выкидных ножей. Они все выглядели взволнованными и раздосадованными.
— Здравствуйте. Мне нужно поговорить с семьей… — Я вдруг осеклась на полуслове. Я не знала имени пациента. До сих пор я даже не думала о его имени. Он был просто телом на каталке. О Боже. Помоги мне. Я взглянула на свой пейджер, делая вид, что меня вызвали.