подводила вас… а сейчас… я подвела вас мистер Линкольн… Если бы в тот день я
поехала вместе с вами… – Она прижалась ко мне и зарыдала.
– Лиза… Ты ни в чём не виновата! Послушай меня! – я пытался вытащить её из того
состояния в котором пребывала она.
– Что с вами случилось? Как…
Мы сели на диван и впервые я раскрылся ей. Я рассказал ей все, что произошло на
самом деле. Иногда у неё текли слёзы, иногда смотрела на меня, как на сумасшедшего.
Но одно я понял в её взгляде, она рада что я не умер.
Когда я рассказал ей о том, что увидел на видеозаписи, она сказала.
– После того как на вас напали… Ваша жена, миссис Линкольн уволила меня… и
сказала, что это я во всём виновата и это я подстроила все…
– Это все ложь Лиза… Они с Мартином подставили меня…
– Что вы сейчас намерены делать мистер Линкольн?
Я сделал длинную паузу, так как не представлял, что я сейчас хочу сделать. Я не желал
мщения, я хотел справедливости. Они грабят меня, они предали меня и в этот момент я
понял, что больше не люблю Кэтрин. Её поступки убили во мне человечность. Моё сердце
превратилось в камень.
* * *
55
«За что?» как спросила кого-то, наверное, высшую силу моя жена, за что мне все это?
Я никогда не просил у жизни богатства и славы, я просил только простого человеческого
счастья. Хоть немножко любви и чтобы возле меня был такой человек, которому я мог
бы доверять в любой ситуации больше чем себе.
Чем я заслужил такое отношение к себе? Богатством, которым владел, или же тем,
что полюбил её больше чем свою жизнь?
Наверное, я больше никогда никому не смогу доверять, даже на такую долю правды,
как я верю себе. Себе самому я тоже часто не верю, я могу принять одно решение, а в
результате, в последний момент изменить его. Я могу доверять и презирать человека,
думать о нём плохое, а потом сменить своё решение. Ведь, как говорят, вы встретите
меня по одёжке, увидите какая у меня причёска и в чём я одет, но вы никогда не узнаете
о том, что я думаю, и какой я человек внутри. Здесь в «театре», под названием жизнь, мы
играем всего лишь жалкие роли, создавая себе образ, маску под которой прячется
совсем иной человек.
И самое трудное во всём этом процессе, что мы сами не знаем кто под нашей маской.
Каждый уверен, что он знает самого себя, но это лишь заблуждение. Чтобы изучить
самого себя у нас, наверное, ушли бы многие столетие, а что же тогда можно говорить о
том, чтобы познать кого-то другого. Можно выучить его привычки, что он любит, а что
ненавидит, но никогда ты не узнаешь какой же он внутри.
Я сидел в гостевой комнате у Лизы. Мне стало легче, когда я поговорил с ней и мне
показалось, что в чем-то она даже хоть и немножко, но смогла меня понять. Я не хочу
быть обузой для неё. Все что мне требовалось узнать, так это то, что она непричастна ко
всей этой комедии.
Она меня спросила:
– Что вы сделаете сейчас с Кэтрин и Мартином?
Я долго молчал, обдумывая, что же я хочу с ними сделать. Если они счастливы,
вдвоём, то зачем же мне разрушать их счастье? Когда-то Мартин мне сказал, что он за
всю жизнь был только с одной женщиной, своей женой. Он лгал мне прямо в лицо и это
был единичный случай, а сколько раз за день он мог мне искусно лгать.
Всю жизнь меня окружали только лжецы. Все строилось на ней. Часто я сам одевал
маску лжеца и говорил ложь так, словно это истинная и настоящая правда. Трудно стать
лжецом, этому мастерству невозможно обучиться, наверное, надо им только родиться.
Но одно что я смог в жизни понять, один лжец или даже другой простой человек, никогда
не раскусит хорошего обманщика. Чтобы хорошо соврать, нужно поверить в ту ложь,
56
которую ты попытаешься выдать за правду. «Построй свою правду» – говорил мне мой
учитель, но я долго не мог этому научиться. Но потом я понял, как это сделать…
– Ничего… – ответил я Лизе. – Ночью я уйду… Не знаю куда, но я уйду. Вы не
должны никому говорить, что я был здесь и что я жив… Это должно остаться только
между вами и мной…
– Вы просто так сдадитесь? Опустите руки… оставите все, что было у вас в жизни им?
– она стояла прямо передо мной, на её глазах снова выступили слёзы. Может
быть, она была не просто моей ассистенткой, может быть она любила меня. Всю жизнь