Выбрать главу

Что мир не новелла, а кадр извращенного порно,

Что ты – самозванка. И призрак забытой Суок,

А истинной вере давно перерезали горло.

Ты плакала, падала, снова вставала с колен,

Шептала мой адрес, не слушая окриков рядом,

О том, что мой адрес – условное прозвище стен

И часто совсем не хранит за собой адресата…..

Они говорили, что ты не протянешь и дня.

Я стала глухой. Я смотрела на окна и двери:

И ближе к утру оказалось, что вера в себя –

Единственный шанс для спасения истинной веры.

Лаской кошку

Плачет небо – прожженный зонтик, звезды тлеют из года в год.

Кошка снова по крышам ходит. Кошка снова кого-то ждет.

Пьет мартини, клубок катает и не верит чужим рукам.

Жизни пугаными мышами разбегаются по углам.

Счетчик щелкнул на цифру девять. Цифра девять последний шанс.

Кошка учится быть добрее. Кошка делает реверанс.

Начинаю смотреть прогнозы – просыпаюсь в конце программы. Нужно срочно забыть о «после», сделать ужин, поздравить маму.

Избегать непонятных полос. Подготовить себя к охоте. Научиться смеяться в голос. Постараться не выдать когти.

Вместо голоса хрип и точки. У погоды настрой паршивый. Я сворачиваюсь клубочком и залечиваю ушибы. Я сворачиваюсь клубочком. Я залечиваю ушибы.

Под карнизами – суматоха. Над карнизами тишина.

Кошка плачет, но ей не плохо. Кошке села в глаза луна.

Кошка видит уставший город. Кошка видит его насквозь.

Люди серы в квартирах-порах. Улыбаются не всерьез.

Каждый хочет быть кошке Богом. И заглядывает в глаза.

А у кошки своя дорога. Лаской кошку не привязать.

Перестать доверять прогнозам. Сигарета заменит хлеб. Мама ставит на столик розы. Полос много, но белых – нет. На охоте любить паршиво, когти спрятаны на потом. Я зализываю ушибы и сворачиваюсь клубком. Я зализываю ушибы. И сворачиваюсь клубком.

Здравствуй, ангел

***

– Здравствуй ангел. Что видишь ты с высоты? Здесь дождями – моя печаль.

Но всё так же люблю васильки – цветы, тишину и фруктовый чай.

Летом кутаюсь в солнце, зимой – в строку /в ней, как правило, о тебе/

Говорят, в вашем городе, наверху, нет ни осени, ни людей ...

А у нас суета, как ножи в спине – хочешь вынуть и залечить...

Только в этой, похожей на мир, войне, нужно двигаться, чтобы жить...

И писать о тебе по ночам /к пяти ты являешься мне во сне/

С каждым солнцем сильнее саднит в груди, с каждым снегом хочу к тебе.

– Здравствуй, девочка с рыхлой, как хлеб, земли, я отвечу тебе, читай:

В этом городе нет суеты /зимы/ – в этом городе вечный май,

Вы, земные, нам сверху – пшена зерно, всё спешите сюда взлететь,

Знала б ты, как мечтает мое крыло эту влажную тронуть твердь,

И принять твой любимый фруктовый чай и нарвать для тебя цветов,

Каждый вечер читаю твою печаль по страницам цветных зонтов,

Но не в силах спуститься в твой теплый свет, чтобы смертным, но нужным стать...

Ведь я небом однажды был дан тебе, чтоб от боли тебя спасать.

И не то, чтобы...

Даже солнце сдаётся и их не жжёт, даже дождь не читает своих молитв –

Так упрямо она его бережет... Так тепло он её у плеча хранит,

И не то, чтобы весело и легко, но как будто знакомы две сотни лет:

Он её укрывает своим пальто, а ей нравится этот его букет

из горчащего крепкого табака и парфюма вдыхать до предела и

ностальгии по детству, где облака точно так же умели порхать в груди...

И узнать бы его ей, узнать еще, по касаниям, родинкам – от ключиц,

открывая свой личный, опасный счёт разноцветным мурашкам и до границ

их обычного счастья в его губах с послевкусием стона и чайных нот,

но зачем-то он тает в своих словах. Но зачем-то она достает блокнот

И рисует на вдохе о том, что он слишком здесь, чтобы верить его глазам.

И светлеет её одинокий дом... И смягчаются тени в пустых углах.

Ей труднее становится их держать, где она бережет его. Он – хранит...

И отчетливей дышит её тетрадь. И яснее чужой заоконный ритм...

Он берет ее руки, легонько касаясь пальцами, и целует совсем по-детски, оберегающе...

А она, как девчонка, смеется "давай останешься"... А она как девчонка смеётся и... просыпается...

Пёсье. Созвездие человека

– Ах ты, сучье отродье, никчемный пес,

Разрубцую шкуру твою собачью!

– Мой хозяин, ты сердишься не всерьез,

Да и я никогда не отвечу сдачей.

Ведь однажды был послан на твой порог,

Чтобы другом быть у знакомой двери…

Сколько мы протоптали с тобой дорог?

Я ни разу клыков на тебя не щерил.

Только знаешь, как короток песий век…

Истрепалась шкура, но, ведь, послушай,

Разве тот, чье звание человек,

Не умеет видеть в собаке – душу?

Не даешь мне встретить моей весны….

И толкаешь с камнем на шее в реку…

*** Но тебя прощаю... Ведь даже псы

Рождены под созвездием человека ***

Чернила-синтез

Дома устали бороться с ночью, и свет потух, как мой по жизни неровный почерк

/уже без двух минут, как что-то легко под руку и отвело мою попытку заснуть под утро и лже-перо/

Чернила – синтез дешевой мути, такая дрянь, что разъедает тоской до сути в моих листах простую правду

о том, что все здесь на поводу у этой ночи, где я по-волчьи одна из двух.

Пожар – вода

Я не знаю, как унести от тебя весну –

Обжигает руки, грозит превратиться в шквал

Золотого огня, в котором нас не спасут,

Океана огня, которого ты не звал.

Я не знаю, как утаить от тебя её –

В подреберье тесно, в словах не хватает льда,

Да и что он тебе – мой искусственный, тонкий лёд,

Сквозь который кипящая лава, пожар – вода

С каждым взглядом отчаянно рвётся за рубежи

Векового покоя горных подземных нор,

Чтобы небом, расплавленным солнцем упасть с вершин

И впитать тебя в сердце до каменных чёрных пор.

Время честных стихов и вернувшихся птичьих стай.

Перейти бы в брод здесь, но тянет в полночный бред.

Я боюсь не успеть уберечь твой зелёный край

Твой спокойный, цветущий рай от горящих рек.

Сохрани его

Сохрани его, как тебя он когда-нибудь вдруг бы смог, представляй себе, что  заброшен, голоден, одинок,

что бредёт по кварталу в чёрном своём пальто, что кого-то ищет в вагонах пустых метро.

Нарисуй, как шагает по насту прохожим в такт, как несёт тебе счастье в красивых своих руках,

что заряда солнца в нём два миллиона вольт, что он всё еще в этом городе, просто ждёт:

вот появишься, вот припомнишь про ключ и хлеб, вот поднимешься по пролёту с горой газет, скажешь,

"что же ты , неуклюжий, тут наследил", ...а наутро уже не вздумаешь уходить.

Представляй, как поёт он в дУше, как пьёт свой чай, что ещё не забыл, как мог по тебе скучать,