Публицистика Л. Н. Толстого наносила тяжкий удар не по православной церкви, а в первую очередь по стабилизирующим основам общества. Донести же до простых людей, не читающих мудрых трудов, информацию на уровне компиляционной пропаганды было делом техники классовой борьбы революционеров-идеологов. Не случайно В. И. Ленин так высоко оценил заслуги Л. Н. Толстого перед Россией, назвав его зеркалом русской революции.
Писатель называет учение Христа простым и легким. Но так ли это? Легко ли было простому человеку познать все тонкости Евангелия на уровне своего развития, если и сегодня мы с трудом начинаем о чем-то догадываться. Не случайно Христос говорил, что народу все дается в притчах, и часто заканчивал свои проповеди словами: "имеющий уши слышит". Если народ не готов воспринять учение разумом, то он должен быть сопричастен христианству сердцем, и именно такая задача стояла и, очевидно, стоит сегодня перед православной церковью.
Если говорить по существу, всегда ли правильно и однозначно сам Л. Н. Толстой осмысливал и толковал учение Христа?
Вот, например, один из фрагментов размышлений писателя: "Ужасно, главное то, что люди, которым это выгодно, обманывают не только взрослых, но, имея на это власть, и детей, тех самых, про которых Христос говорил, что горе тому, кто их обманывает".
Совершенно очевидно, что Христос высказывает гораздо более глубокую мысль, подразумевая под детьми ("малых сих") людей с низким развитием духовности, а не возрастную категорию.
В ответе на определение синода Л. Н. Толстой писал: "Верю, что для преуспеяния в любви есть только одно средство: молитва - не молитва общественная в храме, прямо запрещенная Христом (Мф. 6:5-13), а молитва, образец которой дан Христом, - уединенная, состоящая в восстановлении и укреплении в своем сознании смысла своей жизни и своей зависимости только от воли Бога".
Если мы обратимся к текстам Евангелия, то увидим, что Христос говорит о лицемерах - людях, дела которых не соответствуют словам, произносимым публично, но можно ли к числу таковых отнести основную массу прихожан православной церкви - простых русских людей, мало приспособленных к лицемерию по своей природе.
Далее, слова Христа о молитве в уединении обращены к его ученикам, т.е. к людям, обладающим яркой, индивидуальной духовностью, и к народу никакого отношения не имеют.
Если вы внимательно прочтете тексты Евангелия от Матфея (6:5-13), то вряд ли найдете прямое запрещение Христа молиться в храме. Да и могло ли такое быть, когда он сам наводил в нем порядок, называя домом своего Отца.
И еще одна хронологическая подробность. Христианская церковь была учреждена, как мы уже установили, по слову Иисуса, и ее основателем стал апостол Петр, а уж к этой церкви евангельские слова Спасителя никакого отношения иметь не могли.
Далее Л. Н. Толстой пишет: "Я не говорю, чтобы моя вера была одна несомненно на все времена истинна, но я не вижу другой - более простой, ясной и отвечающей всем требованиям моего ума и сердца: если я узнаю такую, я сейчас же приму ее, потому что Богу ничего, кроме истины, не нужно".
Очевидно, что гигантский интеллект Л. Н. Толстого не может быть эталоном для подавляющего большинства простых людей, способных чувствовать и любить Бога лишь сердцем.
В своей полемике с синодом Л. Н. Толстой невольно признает определяющую роль церкви в становлении духовного облика каждого человека, не исключая и его самого: "Вернуться же к тому, от чего я с такими страданиями только что вышел, я уже никак не могу, как не может летающая птица войти в скорлупу того яйца, из которого она вышла".
Но ведь единицы могут вылупиться и свободно парить в небе информации, и даже Л. Н. Толстой, человек с могучим интеллектом, прошел все стадии духовного роста. "Я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия, - пишет он, - потом полюбил христианство более своей церкви, теперь же люблю истину более всего на свете. И до тех пор истина совпадает для меня с христианством, как я его понимаю".
Итак, в конце послания Л. Н. Толстого мы видим парадокс признания великой роли православия на пути его духовных исканий и осмысления истины. Так стоило ли бранить первопричину своего развития? Это напоминает речь богатого старца, ругающего свою молодость, то время, когда ему удалось создать фундамент своего теперешнего благосостояния. Так пусть и другие пройдут путь духовного развития, не ругая своих нянек, воспитателей и наставников.
И еще один маленький штрих. Л. Н. Толстой пишет об истине, которая совпадает для него с христианством. Но диалектик, человек творческий не может оперировать понятием истины как категорией божественного знания. Христианство, судя по всему, есть свод зако-нов, данных человечеству только на определенный период его развития. Это же подтверждают слова Кольриджа, приведенные самим Л. Н. Толстым: "Тот, кто начнет с того, что полюбит христианство более истины, очень скоро полюбит свою церковь или секту более, чем христианство, и кончит тем, что будет любить себя (свое спокойствие) больше всего на свете". В этих словах как раз и выражен диалектический путь духовного развития и познания истины человечеством, в частности, на этапе христианства.
Мысли Л. Н. Толстого по поводу православия на Руси имеют принципиальное значение, поскольку отражают состояние умов русской интеллигенции, потерявшей в своем духовном развитии исконные корни, неспособной понимать духовные потребности простых людей и реальные способы воспитания народа, соответствующих уровню его интеллекта и культурным традициям.
Оглядываясь назад, мы видим, к чему привело "отлучение" народа от церкви революционными вождями, творчески применившими учение Л. Н. Толстого на практике, о распространении которого, как говорил сам писатель, он не заботился. Народу не было позволено "вылупиться из яйца", яйцо разбили, пустив "недоразвитого зародыша" гулять с ружьем и веревкой по русской земле, убивать своих соотечественников, грабить награбленное, творить пролетарскую волю.
Да, церковь - это действо, пробуждающее лучшие стороны души человека, в котором участвуют не только профессионалы, но и все зрители, т. е. те, кто находится в стенах храма и составляет саму церковь. Эффект его во сто крат сильнее любого самого виртуозного театрального представления.
Какие приемы использует этот "театр" высшего класса для благотворного влияния на души людей, какое энергетическое воздействие он имеет на процесс духовного воспитания, судить не стоит - дело это бессмысленное и, как показала история, весьма опасное. Если вы придете на новогоднюю елку с детьми, то, очевидно, не будете убеждать окружающих, что борода у Деда Мороза накладная, а Снегурочке давно перевалило за сорок. Напротив, каждый мудрый будет соучастником представления, подогревающим интерес и любовь "малых сих" ко всему, что происходит на сцене.
Любовь может быть великой или малой, может быть и со знаком минус, а определяется это, как нам удалось установить, ключевым понятием - верой. Вера людей высокой духовности, реализованной в интеллектуальных способностях, возможности независимого анализа, активного, творческого мышления, как правило, выходит за рамки канонов, установленных церковью, и приобретает вполне индивидуальный характер с типовыми чертами общественного развития.
Подобная ситуация сложилась в России к середине прошлого столетия в среде интеллигенции, ошибочно поверившей в возможность независимого развития духовных человеческих ценностей и, прежде всего, нравственности, культуры, а также познания законов мироздания вне Бога, т.е. изучения и создания своей модели человечества как абсолютной, конечной, не входящей на правах простейшей, в систему Высшего Уровня. История беспощадно расправилась с носителями такой мертвой идеи, унизив и растоптав их высшие ценности и идеалы. Но интеллигенция не могла погибнуть, исчезнуть с русской земли, природа и народ которой сохранили свой первозданный могучий потенциал, способный "вытолкнуть" из своей среды людей с не меньшей духовностью, социальные и политические условия реализации которой, удачно названные словом "лагерь", были воплощены с великими ограничениями господствующей материалистической идеологии. Уродливая форма отнюдь не уменьшила духовного потенциала советской интеллигенции, выбравшей вторично, вдали от шумных лозунгов приказной веры, установленной правящим режимом, свою веру в человека, в его нравственность, стремление к знаниям и просвещению, а также к самосовершенствованию. Как видим, модель изолированного от системы Высшего Уровня человеческого общества, сложившаяся к концу XIX века, сохранилась, и ее развитие происходит в более уродливых формах, теперь уже грозящих полностью уничтожить экологию и жизнь на Земле.