Далее продолжение основной темы этого подраздела.
Пробуждение воли выражает всё более яркое осознание ребёнком самого себя в качестве личности, отличной ото всех других, — неповторимо своеобразной [358]. Но пробуждение воли человека протекает в русле генетической программы развития его организма, которая включает в себя и активизацию каждого из общебиосферных инстинктов в определённом возрасте. Поэтому, начиная с момента пробуждения воли, человек вступает в период борьбы с самим собой, которая имеет место всегда, когда в той или иной ситуации алгоритмы поведения, обусловленные: 1) инстинктами, 2) освоенными человеком достижениями культуры, 3) его собственным разумением целесообразности, 4) эгрегориальным водительством 5) непосредственным водительством Свыше, — оказываются взаимно несовместными. И в жизни человека период борьбы с самим собой продолжается до тех пор, пока он не достигнет необратимо человечного строя психики, поскольку при всех остальных типах строя психики потенциал внутренней конфликтности алгоритмики психики может быть активизирован какими-нибудь жизненными обстоятельствами. Соответственно уже в детстве неизбежно возникают ситуации, в которых самоосознание ребёнка и выражающая его воля сталкиваются с властью инстинкта самосохранения.
Страхи и опасения реальных и мнимых угроз свойственны всем детям в раннем возрасте, но в период безвольной жизни отношение к ним одно [359], а в период от начала пробуждения воли — отношение к ним уже другое. Ребёнок к этому времени обычно уже знает, что поддаваться страхам, бояться — это плохо. И оказываясь в ситуациях, когда ему становится страшно, он — под воздействием этой культурно обусловленной нормы поведения — своими волевыми усилиями начинает стараться удерживать себя от того, чтобы поддаться власти страхов. То есть воля в своих первых взаимодействиях с властью инстинкта самосохранения учится сдерживать инстинктивную реакцию на опасность типа «убежать», свойственную слабой стороне в инстинктивно управляемом конфликте. Это касается как мальчиков, так и девочек.
Но генетическая программа развития организма всякого вида готовит детёнышей и молодняк ко взрослой жизни, в которой видовой инстинкт самосохранения в ряде случаев будет требовать не только сдержать реакцию типа «убежать», но будет требовать иной реакции на опасность — «напасть самому». И к проявлению этой реакции должны быть готовы и самцы, и самки всякого вида, с тою лишь разницей, что для самцов многих видов это большей частью преобладающий тип реакции, а для самок многих видов это — тип реакции для чрезвычайных ситуаций защиты потомства от непосредственного нападения на них (хотя есть виды, в которых и для самок это основной тип реакции) в тех случаях, когда самцы в силу каких-то причин допустили «боевое соприкосновение» с противником самки, занятой воспитанием детёнышей.
Поэтому, как это не покажется странным многим родителям, дедушкам, бабушкам, детсадовским и школьным педагогам, именно инстинкт самосохранения гонит большей частью мальчиков в возрасте 5 — 13 лет и старше на поиски приключений и опасностей для того, чтобы в приключениях и играх с опасностями в собственную храбрость они могли бы укрепиться в навыках реакции типа «напасть самому», подчинённой инстинкту самосохранения.
Девочки, когда не заняты исключительно девчачьими делами соответствующими их возрасту, сопутствуют мальчикам в их приключениях: либо непосредственно в них соучаствуя, либо как свидетельницы и ценительницы проявлений мальчиками “храбрости”, которая в этом возрасте большей частью является невольной, а потому и безрассудной. При этом девочки выступают как в роли подстрекательниц к проявлениям мальчиками храбрости, так и в роли сдерживающего фактора в неуместных с точки зрения девочек проявлениях храбрости, подчиняя своей воле мальчиков на основе инстинктивно обусловленной психологической подчинённости мужчины женщине [360].
Но поскольку генетическая программа становления алгоритмики инстинкта самосохранения разворачивается не в естественной природной среде, а в культурной среде цивилизации, то видовой инстинкт самосохранения большей частью скрыт под разного рода культурными оболочками, создающими ложное впечатление о происходящем. По этой причине, если взрослые начинают вспоминать свои детские опасные игры и шалости, которые были очень значимы для них в том возрасте, то они не могут понять, зачем им всё это было надо. Не могут понять прежде всего потому, что взросление сопровождалось становлением иной алгоритмики психики, с точки зрения которой опасные игры и шалости детской поры кажутся сумасбродством; но с точки зрения алгоритмики психики ребёнка, находящейся в процессе развития, они не были сумасбродством, а в них выражалось, как ему тогда виделось, его становление в качестве личности, осознающей собственное своеобразие и тем самым приобщающейся ко взрослости и отделяющей себя от «малышни».
Точно также и для новых подрастающих поколений их опасные игры и шалости — не плод дурной воли детей. И взрослые должны принять это как объективную данность, иначе они не смогут помочь ребёнку благополучно преодолеть этот опасный период его жизни.
Многие игры и шалости действительно представляют реальную опасность и несут угрозу здоровью и жизни как самих детей, так и окружающих (известно множество случаев, когда, спасая заигравшихся с опасностью и попавших в беду детей, погибали взрослые и другие дети). И этим реальным опасностям и угрозам в жизни детей, большей частью мальчиков, соответствует второй пик травматизма и трагических смертей в результате того, что дети играют с опасностями в свою храбрость и кто-то из них ошибается или, будучи увлечён игрой, переступает пределы посильного для него.
Но с этим возрастным пиком травматизма и трагедий связаны два обстоятельства:
· Статистика такого рода происшествий говорит, что они большей частью происходят не тогда, когда ребенок один, а тогда, когда дети шалят вместе.
· Статистика также говорит, что пострадавший ребенок и другие участники игр с опасностью как правило знают о возможности несчастного случая, однако вопреки такого рода предостерегающему знанию дети играют на стройках, ищут и взрывают боеприпасы (как времён войны, так и современные — в “горячих точках”), заплывают и лезут куда не надо, вскрывают трансформаторные будки и распределительные щиты, наперегонки перебегают путь поездам и автомобилям, гоняют на велосипедах, мотоциклах, роликах, не соблюдая никаких правил, занимаются пиротехникой и иными опасными видами технического творчества т. п.
Будучи неразрывно взаимосвязаны друг с другом, эти два обстоятельства позволяют понять, что в действительности:
Игры с опасностью в собственную храбрость — не проявления воли ребёнка как таковой, а проявления безволия — алгоритмики стадно-стайного поведения, сопряженной с инстинктом самосохранения и направленной на выявление будущего вожака стаи-стада, наиболее стойкого в готовности проявить инстинктивную реакцию на опасность типа «напасть самому».
Именно эта инстинктивно обусловленная алгоритмика стадно-стайного поведения отсекает волю ребёнка от управления своим поведением и обстоятельствами либо извращает её. Большинством взрослых, а тем более большинством детей, эта алгоритмика и её инстинктивная обусловленность не осознаются, вследствие чего она принадлежит исключительно бессознательным уровням их психики. Поэтому почти все обращения к уровню сознания в психике ребёнка: запреты, угрозы [361] , рассуждения о том, почему нельзя делать того или другого, попытки организовать выход энергии детей в русле какого-нибудь безопасного, но неинтересного для них занятия, домашние и школьные репрессии (от лишения чего-то вожделенного до беспощадной родительской порки), — оказываются бесполезными.
358
Пока этого осознания нет, многие малыши говорят о себе в третьем лице (Вы что, не видите: ребёнку надо сменить штанишки? и т. п.). Когда пробуждается осознание своего личностного своеобразия, то ребёнок переходит к употреблению в речи форм первого лица (Я хочу… Мне надо… и т. п.).
360
Об этом далее, а также работы ВП СССР: “От человекообразия к человечности…” (в первых изданиях “От матриархата к человечности…”), “Принципы кадровой политики: государства, «антигосударства», общественной инициативы” (приложение в составе самостоятельных изданий “Достаточно общей теории управления”, начиная с издания 2000 г.).
361
Действия по методу «клин клином вышибают». Писатель-маринист К.М.Станюкович (1843 — 1903) в одном из своих рассказов приводит пример такого рода спасительной угрозы. Хотя он относится не к детскому возрасту, но существо воздействия на ситуацию показывает правильно.
Матрос-первогодок, работая с парусами на одном из верхних реев корабля, сорвался, но, падая, успел ухватиться за какую-то снасть. Боцман, стоя на палубе у мачты и видя, что матрос ослабевает и может отпустить снасть, на которой повис, раньше, чем старослужащие успеют ему помочь, орёт: “Сорвёшься — запорю!!!” Первогодок, вцепившись в снасть, отвечает: “Держусь, господин боцман!”
Страх перед поркой (телесные наказания были предусмотрены уставом, и матросов пороли — иногда нещадно, до смерти) сделал своё дело, помощь подоспела. Понять, что если сорвётся, то расшибётся насмерть о палубу или утонет после удара о воду (нырять с высоты порядка 30 метров и выше, а потом выныривать — надо уметь), первогодку было некогда, — тем и спасся.