1. Он был молод и потому еще ничего по-настоящему не успел разглядеть вокруг себя. Он не разделял той реальной физической действительности, которую с пылом молодости приступил изучать. В частности, он ничего толком не знал о материи и её движении на высших уровнях развития - о биологической ступени, о человеке и человеческом обществе.
2. Он был честен. И потому все явления вокруг себя принимал за чистую монету. Он не знал, что между явлениями, с одной стороны, содержанием и сущностью - с другой, всегда имеются глубокие различия.
3. Он был доверчив и потому целиком доверял всему тому, чему был обучен в Цюрихском университете и что читал впоследствии в «Анналах физики». Он не видел большой разницы между миром, реально существующим в объективной действительности, и миром, реально существующим в головах люден; между миром объективным и миром, отраженным, Эйнштейн не видел разницы между «объективностью» и «реальностью».
4. Он был скромен и в силу своей большой скромности не выходил за пределы собственного миропонимания, сложившегося в кругу семьи, в стенах университета и конторе по регистрации патентов. Иначе он знал бы о 2000-летней борьбе между идеализмом и материализмом. В частности, он мог бы знать о существовании диалектического метода в познании, о существовании материалистического мировоззрения, согласно которым геометрическое время и геометрическое пространство не есть объективные реальности существующего мира, а всего лишь формы существования материи. Причем эти формы существуют только в головах людей. И вопрос о том, могут ли они быть иногда реальными, решается отнюдь не в теориях относительности, а на практике, в зависимости от реальности самих людей, в чьих головах они находятся, и кто ими пользуется.
5. Молодой Эйнштейн к тому же, как вечный истинный ученый, был рассеян и невнимателен. При изучении Ньютона, чьи воззрения на природу безраздельно признавались в Цюрихском университете, Эйнштейн не заметил одной существенной детали. Ньютон, оказывается:
а) не безраздельно признавал геометрическое время и пространство. Он их не считал абсолютными;
б) абсолютными Ньютон признавал физическое время и пространство. Вот этой, казалось бы, существенной детали в воззрения Ньютона не заметил Эйнштейн при изучении классической физики в Цюрихском университете. И о ней, кстати, очень не любят вспоминать все те, кто впоследствии разделил физику на «физику Ньютона» и «физику Эйнштейна».
в) Эйнштейн не только в зрелом возрасте, но и в молодости был очень вежливый, мягкий и обходительный человек. Он всю свою жизнь думал и созерцал, и очень мало действовал. Ни по какому поводу он не вступал в решительные действия, ни с кем и ни с чем по-настоящему не боролся. Это наложило своеобразный отпечаток на мышление Эйнштейна, он не видел разницы между истиной, добытой в действии и борьбе, и «истиной», полученной созерцательным путем.
И, наконец - наиболее специфическая черта Эйнштейна. В истории мало известно людей, кто так много и упорно мог думать, как Эйнштейн. Он начал задумываться уже в школе, продолжал думать в университете и думал в Берне.
Он даже полюбил это занятие. К тому же, Эйнштейн был бескорыстен, и благодаря этому мог думать до самозабвения, забывая себя и все окружающее. Беда лишь в том, что все это он проделывал в отрыве от реального объекта, на голом месте и с пустыми руками, хотя и с полной головой традиционных и субъективных представлений.
Исследуемого объекта он не видел, да и не мог видеть в связи с его специфичностью. Сам Эйнштейн мало экспериментировал и не любил экспериментировать. К тому же, эксперименты над материей и движением в микромире в 1905 году...(!?)... если даже сейчас, 60 лет спустя, такие эксперименты ничего непосредственно наблюдаемого не дают. Положения Маркса, что исследование сложных объектов необходимо начинать с наиболее развитого объекта, Эйнштейн, конечно, не знал. Да и представлял ли себе Эйнштейн ясно, какой именно объект природы он взялся исследовать?
Теперь зададим три вопроса:
1. Подготовлен ли был Эйнштейн решать проблему времени и пространства?
2. Мог ли он правильно (объективно) решить эту проблему?
3. Мог ли он, если не объективно, то хотя бы случайно натолкнуться на правильное решение проблемы?
Москва, 1967 год
Примечания
[1]
Здесь не имеется в виду применение автоматического регулирования к некоторым процессам.