Брат Кандид. Не открывайте тайны той женщины, сир Лоран. Вспомните, что сейчас она в Чистилище или на небесах.
Сир Лоран. Она не похожа на вас… Она была красивее… По крайней мере, ее красоту я видел лучше. И она была ученой. Умела читать. Но теперь я вижу, ее глаза похожи на ваши.
Женщина, которая отдает себя старику, словно подает милостыню. Она стала моей, потому что я был печален, как те, кто, состарившись, ощутили пустоту жизни. Но рядом с ней моя жизнь наполнилась… Обнаженная, она казалась одетой светом души, как другие женщины окутаны волосами. А ее улыбка… Она не скользила по лицу, как те рассеянные, случайные улыбки многих женщин. Нет, она расцветала в глубине ее души. И, однако, у нее были свои беды, она, как вы, страдала, Пия. Ее родные враждовали со мной. Они покарали ее за любовь ко мне… Простите мне эти слезы, Пия.
Пия. Я знала ее… Это наша соседка. Она носила белое платье с пелеринкой, вышитой жемчугом.
Сир Лоран. Платья не помню… Я виноват, что заговорил о ней… Но, может быть, я хотел видеть вас вновь, лишь для того чтобы говорить о ней. Не говорить об умерших значит смириться с их концом.
Пия. Соседка… Но я не помню, чтобы она была так уж красива.
Сир Лоран. Вряд ли она могла вас знать. Она никогда не говорила мне об этом… И только после ее смерти я вдруг стал думать о вас как о той, которую она мне оставила… Я ошибался, Пия, обвиняя вас, но не мог тогда не ошибаться, ведь я еще не знал…
И вот я понял, наконец, что сердце всего лишь часть нашего тела. Наше сердце, Пия. И Бог видит его таким, каково оно есть, подобным морской губке в кровавом прибое. Наше сердце, наше сердце, что так бьется…
А душа наша тоже, она трепещет и поет в груди, пронизывая плоть, которую я всегда считал греховной. И невозможно, любя, отделить одно от другого. Невозможно, ведь их соединил Творец. Мы не безгрешны, но не мне судить — Ему, и Он рассудит.
…Так, Пия, вспоминая о любимой, я вспомнил вас. С тех пор как она умерла, я не могу отделить вас одну от другой, словно умершая тоже стала пленницей. И мне кажется теперь, что я покарал вас за свои грехи.
Пия. Да… Да… Но я не понимаю, что это за грехи.
Сир Лоран. И вот (как это странно!) я начал вспоминать Симона, думать о нем…
Пия. Я не хочу… Мне страшно… Не надо ему думать о Симоне.
Сир Лоран. Я думал о Симоне как о себе самом, словно это мне судьба даровала пылкую юность. Я думал так, и мне стало казаться, что это я сам прожил ее, эту юность. Я представлял его подле вас таким, каков был я рядом с той, другой женщиной. Это был я сам, но более свободный и, наверное, более чистый, в том возрасте, когда влюбленным быть не стыдно… Я был жесток с ним. Более жесток, чем с вами, ведь для того чтобы разрушить жизнь мужчины, сил нужно больше. Я сделал все, чтобы изгнать его из города. По моей воле его обвинили в государственной измене. И в тот день, когда я узнал о его смерти…
Пия. О чьей смерти?
Сир Лоран. Как?.. Вы не знали?
Брат Кандид. Осторожней, монсеньер, возможно, она его не любит больше.
Сир Лоран. Так вы не знали?.. Впрочем, я должен был сказать вам сразу, ведь вам молиться за него. Ведь вы смиренны, не так ли? Вы все поймете, Пия?
Он умер во Франции. Там он прожил годы, женился там… У него было двое детей. Ах! Узнав об этом, я тотчас стал презирать его… Презирать за то, что он разлюбил вас.
Пия. Симон женат?.. Я вам не верю… Он никогда не говорил мне этого.
Сир Лоран. Не говорил?.. Он вам писал?..
Пия. К чему писать? Ведь у него есть губы. Или вы думаете, они служат ему для того только, чтоб целовать меня?
Сир Лоран. А! Так вы видались с ним!
Служанки. Боже, помоги нам! Будьте осторожны, госпожа, даже если это святой отец.
Сир Лоран. Они встречались… Вот объяснение… Это правда… Она не умеет читать. А я велел следить за всеми дорогами!
Пия. Я не хочу быть осторожной… Довольно с меня этого человека с его смирением. Довольно его лжи. Не нужно мне его прощения. Симон никогда не говорил, что женат, но я бы знала, даже если бы он и не сказал. А! Вы за тем пришли сюда, чтоб разлучить нас… Но я обо всем скажу ему, мы посмеемся вместе.