— Цитата извращена, но Вам, дядя Вова, позволено.
— Видишь ли, каждый кидает камни размера своего греха. Я вон — довольно средние — практически щебёнку, у других — наболело. Что до собутыльников — так если б пригласить всех, кто здесь пишет, в гости побазарить, так и писали бы по-другому. А уж коли люди имеют дело с текстами, денег дали в магазине, то имеют право побухтеть по поводу этикеток. Не в пределах смертной казни, а в размере купленной щебёнки.
— Ну, если в размере щебёнки, то ладно. Жаль только в его отсутствие, нехорошо это, за глаза.
Диалог LVII
— Как не быть в негативе? Конечно, в негативе. К тому же у меня локоть болит — это какое-то профессиональное заболевание, кажется, от компьютерной мыши. Болит локоть по весне. Нас было четверо, один раненый и один ребёнок, а скажут, что мы занимались онанизмом. Некстати: я сейчас пришёл с кухоньки, думая водку закусывать ананасом. Закусил. Ананас оказался тухлым.
— Ананасы по-любому нельзя. Их вьетнамцы растят на полях американской химией политыми, оттого у нас могут и копыта вырасти, мне рассказывали.
— Тема ананасов удивительна — можно вплести французское колониальное владычество. Героя можно во Французский легион — там, говорят, без документов берут.
— Был у меня заочно знакомый Рома из Ростова в легионе, я почти уже с ним встретился в Анже, ему два дня оставалось отслужить в легионе, как его на два года отправили на какой-то космодром, чёрт-те на какие острова. И он обязан был подчиниться. Все непросто, а ананас…
— В общем, хер знает, под какой звездой этот ананас вырос. Может, он вырос в специальной оранжерее имени Х партсъезда, выращивающей овощи исключительно для членов ЦК.
— А теперь оранжерею купил старый новый русский, и вот его камердинер забрал ящик ананасов для банкета. Но один ананас выскочил из багажника и был подобран уличным торговцем. И вот я его и сожрал.
— А голова камердинера уже заспиртована наверно. Ананас — не русский какой-то он весь из себя, водку надо грибами, морошкой, огурцом… Вы в курсе, как я понимаю. Через декаденство гастрономическое пострадали, значит.
Диалог LVIII
— У меня с давних времён сохранилась печать «Секретно. Опечатано».
— А я умудрился посеять, причём при загадочных обстоятельствах — она висела на большой грозди ключей, от общаги, от лаборатории в институте, от подвала общажного, и снять её оттуда было довольно трудно. После очередной пиянки все ключи были на месте, а печать испарилась.
— Да, а у меня сохранилась…
— Березин, верни Жирафу печать.
Диалог LIX
— А я, может, ещё книжку с комментариями издам. Денег на самотерапии и психотерапевтическом выговаривании заработаю. Мне сегодня куда страшнее сон приснился: про бюсты Сталина величиной с дом. Галич отдыхает.
— Не туда смотрите. Вы больше денюжек заработаете, выслушивая чужие сны. Кстати, каков размах усов у этих… Бюстов? Как стапеля и бом-брамсели? Проветривать комнату перед сном не пробовали, чтобы сны не застревали в занавесках и в углах пододеяльников катышками?
— Там ужасно страшно было в этом сне. По городу бродили разные статуи, а бюст Сталина ездил туда-сюда на колёсиках. Причём он был терминатор, собственно — в исконном смысле. Отделял свет от тени. Ему, собственно, никакой власти не нужно было, он просто возвещал, что всем кранты, и быть сему месту пусту.
— Вам надо бы снами махнуться со сталинистами… То-то бы они радовались. А вам они бы в ответ — сны о вручении купцами пасхального яичка губернатору Самары.
— Нет, о покупке пары яиц невинно убиенного императора, сделанной самарским губернатором за счёт областного бюджета.
— Искренне надеюсь, что имеются в виду яйца фабержейские, а не царские? Тогда ответ: у бюджета самарского кишка тонка, Аяцков не сможет такое. Вот если б «Домик в деревне»…
— С яйцами всегда — тёмное дело. А насчёт молока осведомлён мало.
— Ага, как пить самому в детстве из груд, так вперед с песнями, а как для других, — так «мало осведомлены». Всегда так.
— Про яйца Аяйцкову виднее — эт'верно. А вы — что? Не из груди?
— Все мы оттуда. Родом из детства. А об аяцковских яйцах я и думать не хочу.
— А если приснится? Детство Аяцкова с рушником и водой, бьющей на свету из кувшина в эмалированный таз? Вам! Вам, снится? Вот вам? То-то.