Диалог CXXXI
— Соль пропала.
— Сахара тоже нету.
— А спички?
— Ни хуя нету. Два дня назад искал — не нашёл.
— Вот блядь. Это лисички раскупили, будут море палить.
— Что пьёшь?
— Подвязал на денек, вот и колбасит.
— Выпей йоду.
— Ксанф ли я?
Диалог CXXXII
— Он был пулемётчиком, отличился во Франции, но положенного ордена не получил. Наградной лист был обнаружен в Омском архиве, подписанный Колчаком с запозданием — зимой 1918/1919 года — да только эта дополнительная награда, к счастью для будущего министра, так и осталась похороненной в архиве. Это мне дочь самого Малиновского рассказала.
— По-моему, кто-то что-то путает. Во-первых, у Малиновского после Первой мировой было два «Георгия» и два французских военных креста, а во-вторых, Колчак ему вряд ли что выписал, потому что как раз с колчаковской армией Малиновский воевал после возвращения из Франции, поступив в Красную армию.
— А чему это противоречит? Ничему. Написали представление — да и тю-тю.
Диалог CXXXIII
— Сдаётся мне, я знаю, кому премию дадут.
— Мне сдается то же самое, но интереса и азарта ожидания это как-то не вызывает. Ну дадут, и что?
— Съест суп из бычьих хвостов — мы его с ним только что обсуждали. Вкупе с историей томатного сока.
— Суп с историей томатного сока — да он гурман?
— Да нет. Тут дело не в раздражительности, а в том, что Букер как главная русская литературная премия, потихоньку сходит на «нет». Он уже практически адекватен «Нацбесту» по авторитетности. Дело даже не в ностальгии, а в том, что Букер пережил своё время.
— Да меня что и обозлило — вроде как у них прогресс наметился, последние два года были вполне адекватные лауреаты, спорные, пусть, но, по крайней мере, не позорные. А теперь опять за старое. «Нацбест» же — очень странная премия.
— Да нет, дело, конечно, не в «Нацбесте» Вот смотри — из общеизвестных премий у нас есть: Нобелевская; Государственная; Триумф; Букер (роман); Солженицынская; Толстого; Казаков (рассказ); Белкин (повесть) и ещё примерно 600 региональных или журнальных премий — забудем как кошмарный сон. (Всякие премии немцев и проч. я в расчёт не беру, потому обывателю уж совсем непонятен (или понятен) их механизм). Вот выйдем на волю, на улицу — кто помнит лауреатов этих премий прошлого года?
— Володь, я тут недавно про цирк писал — так довольно долго толкался на форуме, где цирковые живут. Вот один старый жонглер советовал другому — а ты выйди на улицу и спроси у сотни людей про самых именитых циркачей, Запашных там, или Филатовых. Сколько вспомнят? Вот это грустно — служить умирающему искусству. А премии — они же не для людей вручаются. Не для читателей. Как и все премии с фестивалями, это «междусобойчик производителей», к потребителю не имеющий никакого отношения. Цирковые борцы, by the way, результаты «Гамбургского счета» на публике никогда не оглашали. Кстати, вот у кого была правильная система — всех объявляли «чемпионами мира» и все были довольны.
Диалог CXXXIV
— Да что ж я тебе могу рассказать? Меня не зовут в мансарды и котов мне не показывают. Крестнику своему, Ивану Владимировичу, Гаврилов за 9,5 лет купил только одно мороженое… Да и то — на палочке. Чужой я на этом празднике жизни. Одна отрада — Елизавета Владимировна посмотрев на современную литературу, сказала: «Удивительно, отчего эти люди так долго и скучно сидят, вместо того, чтобы рассказать о том, как они писали эти книги и почему их стоит читать». И я понял, что жизнь удалась.
— А Елизавета Владимировна умна. В папу. Что не может не радовать.
— Дети же наши не умны, они пока просто непосредственны — они не связаны условностями и состраданием к взрослым. Оттого и не щадят никого.
Кстати, я-таки переезжаю через неделю. Не подарить ли тебе чего из предметов домашнего обихода по этому поводу? Скажем, кастрюль или вилок, проводов или штор?
— Да я прям даже не знаю про домашний обиход. Родители мои съехали на
новую квартиру у Триумфальной арки. Пожалуй, вилки бы им пригодились. Маловато у них вилок. Так что, если есть лишние, давай заберу.
— У меня еще тарелки есть — большие и чайные. но это все, скорее, дачный формат. Непритязатеный. у меня еще есть гигантская пластиковая корзина для грязного белья (Ничо, пустая) Подушки ещё. Штуки две. Я бы в антикварную люстру продал и портреты предков (совсем как герой «Школы злословия») — но покупателей не наблюдаю.
— Ничего, кроме вилок, не хочу. А портретов предков и у меня в избытке. Бюстов. Гипсовых. Хочешь, поделюсь?