Бланш снова падает на колени и рыдает. Настоятельница кладет руку ей на голову.
Теперь я могу отдать только свою смерть, такую бедную смерть...
Молчание.
Бог славится в своих святых, героях и мучениках. Но Он славится также и в своих нищих.
Бланш. Я не боюсь нищеты.
Настоятельница. О, бывает разная нищета, даже самая неприглядная,— вот ее-то вам и придется испить...
Молчание.
Дитя мое, что бы ни случилось, пребывайте в простоте. Почитать наши j умные книжки, так можно подумать, что Господь испытывает святых, как кузнец испытывает железный брусок на прочность. Но ведь случается и другое — кожевник растягивает в ладонях кусок замши, чтобы проверить ее мягкость. Дочь моя, будьте всегда такой мягкой и послушной вещью в Его руках! Святые не ожесточались против искушений, они не бунтовали против самих себя — бунт всегда от дьявола. И главное, никогда не презирайте себя! Очень трудно презирать себя и не оскорблять при этом Бога в себе. Здесь тоже мы должны с осторожностью подходить к некоторым мыслям святых, не понимать их буквально. Презрение к себе приведет вас прямиком к отчаянию, запомните это предостережение, хотя сегодня смысл его для вас темен. И чтобы все сказать одним словом, которое не срывается больше с наших губ, хотя сердца наши от него не отказались: при любых обстоятельствах думайте, что вашу честь оберегает Господь. Господь взял на себя заботу о ней, в Его руках она сохранится вернее, чем в ваших. Ободритесь духом — отныне и навсегда. Прощайте, с Богом, j благословляю вас. С Богом, милое мое дитя... J
Сцена IX
Бланш выходит. Мать Мария от Воплощения возвращается с врачом
Настоятельница. Господин Жавлино, дайте мне еще этого лекарства, прошу вас.
Господин Жавлино. Ваше Преподобие этого не перенесет.
Настоятельница. Господин Жавлино, вы ведь знаете, в наших обителях так заведено, чтобы настоятельница прилюдно прощалась с Общиной. Церемонию назначили на сегодня, на десять часов. Это по вашему указанию?
Господин Жавлино. По моему совету, не более того. Но если говорить откровенно, вот уже несколько часов, как мое искусство бессильно что-нибудь сделать для Вашего Преподобия, даже с точностью предугадать кончину.
Мать Мария. Церемонию, о которой говорит Ее Преподобие, нетрудно отложить.
Настоятельница. Да, конечно! До тех пор, когда я уже ни на что не буду годна... Нет, нет, мать моя. Я верю, Господь не покинет меня настолько, не допустит, чтобы я рассталась с моими дочерьми, не попросив у них прощения за такую смерть — столь не похожую на ту, пример которой я должна была им дать. Да, Бог смилуется надо мной... Мать Мария, попытайтесь убедить господина Жавлино. Это снадобье или другое, что угодно. Взгляните, мать моя: разве можно показать это лицо моим дочерям?
Мать Мария. Быть может, такое было у Господа нашего в Геф- симанском саду.
Настоятельница. Тогда хотя бы ученики спали, и Его видели только ангелы.
Мать Мария. Мы не заслужили чести через вашу кончину прикоснуться и приобщиться к тому, что в Пресвятой Смертной Муке было скрыто от глаз людских... О матушка, не беспокойтесь больше о нас! Заботьтесь отныне только о Боге.
Настоятельница. Кто я такая в этот час, я, ничтожная, чтобы заботиться о Нем! Пускай сначала Он позаботится обо мне!
Мать Мария (почти резко). Ваше Преподобие бредит.
Голова настоятельницы тяжело падает на подушку. И сразу же слышится хрип.
Закройте поплотнее окно. Наша преподобная матушка не отвечает больше за свои речи, но лучше, чтобы они никого не смущали... В саду в этот час пусто, но наши сестры вполне могут ее услышать из прачечной. (Молоденькой монахине, которая закрыла окно и возвращается вся дрожа.) Ну, ну! Сестра Анна, не вздумайте сейчас падать в обморок, как девчонка. Станьте на колени, молитесь. От этого вам будет больше пользы, чем от нюхательной соли.
Пока она говорила, настоятельница приподнялась на постели. Глаза ее неподвижно смотрят в одну точку, и как только она умолкает, нижняя челюсть у нее отваливается.
Настоятельница. Мать Мария от Воплощения! Мать Мария...
Мария от Воплощения вздрагивает.
Мать Мария. Преподобная матушка?
Настоятельница (низким и хриплым голосом). Я видела, что часовня наша опустошена и осквернена... О-о-о! Алтарь разбит, священные сосуды валяются на полу, на плитах солома и кровь... О-о! Бог оставил нас! Бог нас отверг!