Сестра Матильда. Преподобная мать моя, у нас мало что! осталось. Морозы стояли до середины марта, а в последнее время перед} смертью преподобная мать наша раздавала не считая. Считать — этого | она не умела. j
Настоятельница. Это я умею. Видите ли, дети мои, до сих пор мы; слишком часто жили так, как живут люди в большом свете, где принято!
швырять деньги на ветер. Что пользы помочь еще двум-трем нищим, если мы разорим наш дом и будущей зимой бедняки найдут здесь лишь запертую дверь?.. Мой чепец мне свидетель! Это точь-в-точь как старина Блез, который срубил яблоню, чтобы достать яблоко... Что ж, сестра Бланш, видно, надо вернуться к вашей швейной мастерской.
Бланш. Это будет так весело!
Настоятельница.У сестры Бланш чешутся руки при одной мысли, что она снова прикоснется к батисту и кружевам...
Сестра Матильда. Не в упрек вам будь сказано, сестра Бланш, это будет полегче, чем пилить дрова, как вот мы с сестрой Анной со среды...
Настоятельница. Ну, ну, дети мои, не так уж вам эта работа противна. Я же слышу, вы все время смеетесь.
Сестра Анна. Потому что нам все кажется, будто мы дома, преподобная матушка. Мы ведь почти что соседки будем, сестра Матильда и я. Она из Кормейля, а я из Блемон-сюр-Уаз.
Сестра Матильда. Чего уж там! Работы мы не боимся.
Настоятельница. Ну-ну, довольно, доченьки мои. Без хвастовства! Бьюсь об заклад, что в ваших краях девушки и повеселиться успевали. Ваш батюшка выкупил почти все земли у своего сеньора, и теперь маркиз де Манервиль много беднее своего фермера...
Сестра Бланш держится чуть поодаль. Одна из монахинь отделяется от остальных, подходит
к ней и восклицает.
Сестра Гертруда. О Боже, преподобная матушка, сестра Бланш как будто плачет!
Она ведет Бланш обратно; Бланш пытается улыбнуться.
Сестра Матильда. Мы пошутили, сестра Бланш. Пилить дрова — это наше дело, нам оно аппетит нагоняет.
Настоятельница. Вот легкомысленные речи! Кто бы мог подумать, что мирской дух проникает всюду, даже сквозь стены Кармеля!
Сестра Марта. Среди нас нет ни буржуазок, ни аристократок.
Настоятельница. Фи! Добрые намерения и глупый язык!
Сестра Марта. Прошу прощения у Вашего Преподобия. Я только хотела сказать, что мы все — сестры. Разве все люди не должны тоже быть братьями? Разве крещение нас всех не равняет между собой?
Сестра Валентина от Креста. Братья необязательно равны между собой, сестра Марта.
Сестра Марта. Это так.
Сестра Алиса. Но дворяне — не старшие братья нам, сестра Валентина от Креста. Вы знаете старую поговорку: — когда Адам пахал и Ева пряла, где был дворянин?
Сестра Валентина. Позвольте, сестра Алиса! Говорят, наш праотец прожил больше тысячи лет. Могу поспорить, что перед смертью он непременно должен был определить, кто из множества его детей будет пахать землю, а кто, числом поменее, будет ее защищать от разбойников. Так и родились дворяне.
Сестра Марта. Овцы давали шерсть задолго до того, как люди надумали обучать собак их стеречь, и тут нет ничего обидного ни для овец, ни для собак, ни для пастуха.
Сестра Алиса. Случается, что собака и полакомится овечкой...
Сестра Валентина. Если овцы избавятся от собак, разве будут они вернее защищены от волка?
Сестра Анна. Что ж, это верно, что дворяне воюют. Наш граф потерял троих сыновей на королевской службе, а покойному его отцу угодили из мушкета в поясницу, так его всего скрутило. Теперь мадемуазель осталась в девицах, потому что приданого нет. Уж как жалко смотреть на господина графа, когда он приходит к воскресной мессе в заплатанных штанах.
Сестра Алиса. Держу пари, что от этого он не меньше нос задирает.
Сестра Матильда. Если б он его повесил нынче, не больно бы это было кстати!
Сестра Марта. Что верно, то верно, сестра Матильда, надо быть справедливой. У моего папаши добро кой-какое тоже есть, но он такой же простой крестьянин, как другие. И все равно у него сердце разрывается смотреть, как у нас верх берут пьяницы да лентяи, которые на всю округу известны. В былые времена их и нанимали-то разве что в самую страду.
Сестра Валентина. Патриоты в одном только Бовуази сожгли девять замков.