– Да что он, чокнулся, что ли?!
– Джек, что это значит?
– Кто это с тобой, Джек?
– Ой, мисс, что у Вас с руками?
– А что ты с ними собираешься делать, Джек?
– Джек, да ты ему все мозги выбил?
– Мистер, ну дайте финик, я угощу лошадку!
– Всем успокоиться! – рявкнул Нэвилл. Все успокоились. – Это мои родственники. Невеста, бельсёра93 и шурин. Ясно?
– Очень рад, мисс, – бородач, перегнувшись с седла, приложился к Дарьиной руке. – Иштван.
– И я очень рада. Дарья.
– Ларс – Алия – Ингвар – Давид – Сурен – Ольга – Кхуонг-Ма – Анна, – вразброд подхватили остальные.
– А это великовозрастное дитя… – Нэвилл повернулся к Ортвуду.
– Лошадка… – заикнулся Мусик.
– Обдумай как следует, что ты ещё хочешь, и выложишь всё сразу.
– Купаться. И финик. И большую-пребольшую птицу, чтоб на ней летать. И пи-пи, – с готовностью выложил Ортвуд.
– Марш в кусты. Иштван, тебе ведь нужен конюх. Рекомендую. Забирай Ортвуда вместе с машиной. Кстати, а где моя?
– У меня в гараже, где же ещё? – ответил Ларс. – Я заменил карбюратор. Ходит, как новенькая.
– Спасибо.
– А на кой чёрт он мне сдался? – неторопливо размышлял Иштван. – Но если ты рекомендуешь…
– И настоятельно.
– Только он же совсем чумной. Птицу какую-то хочет…
– Ужасная идея – летать, не правда ли? – заговорила Анна.
– Да уж хуже не придумаешь, мисс.
– Это от ушиба. Сами видите: у него голова не в порядке.
– Но с лошадьми, я уверена, он поладит, – добавила Дарья.
– Конечно, я его возьму к себе, мисс, – заулыбался Иштван. – У меня школа верховой езды и конюшня на сотню денников. А кони какие!… Вот приходите, мисс…
Нэвилл дулом пистолета ласково отвернул его голову от Дарьи.
– Понял, – покладисто сказал Иштван.
Дарья своим донхиллом отвела Нэвиллов в сторону и чарующе улыбнулась Иштвану:
– Спасибо за приглашение. Обязательно приду.
– Вот теперь я верю, что она твоя невеста, – хмыкнула Ольга.
_ _ _
По-видимому, за два века колонисты так и не адаптировались к коротким восемнадцатичасовым суткам Аксорга. Ночной Малин сиял огнями, как именинный пирог. Океан на милю вокруг был усеян яхтами и виндсерферами, точно блёстками, опавшими с карнавального костюма. Террасы ресторанов и уличные кафе под тентами были полны людей. В парках играли дети, и собаки демонстрировали друг другу породистых хозяев. Танцевали не только в дансингах, но и на пляжах, и на плоских крышах невысоких – в один-два этажа – зданий. И отовсюду звучала музыка, взбивая воздух города в беззаботный хмельной коктейль.
– Джек, у нас пока нет денег на отель, – предупредил Игорь.
– Ай-яй-яй. А вилла с дюжиной комнат вас никак не устроит?
– Так у тебя здесь и дом есть? – удивилась Дарья.
– Что в этом странного? Да, здесь мой дом, – Джон распушил хвост. – И какой! Кто был эмпат-контактёром на «Кара-Хэрэл»94 у Оргондоя?
– Джордж Эдуард Нэвилл, – припомнил Игорь.
– Вот именно. Мой отец первым ступил на землю этой планеты и построил первый на Аксорге дом.
– Первой на Аксорг села «Оранта» Аксентьева, – возразил прямодушный Игорь.
– А они ещё два дня чинили «вошебойку», – нашёлся Джон.
За его спиной послышалось тихое ехидненькое хихиканье Анны.
– А я знаю, где твой дом. Вон, выше всех, – Дарья указала на особняк на береговом утёсе, вознёсшемся над набережной Оргондоя. – От него так и веет фамильной скромностью.
– Кто ещё так тонко поймёт меня? – пришёл в восторг Нэвилл. – Мы никогда не наскучим друг другу, моя радость.
Дарья метнула в него образ стаей летящих огненных молний-стрел. Джон невольно нажал на газ. Его маленький вездеход опрометью взлетел на утёс, ёкая селезёнкой, нырнул в гостеприимно распахнутый гараж и пристроился рядом с шикарным бежевым шестиместным автомобилем.
– Добро пожаловать, – Джон открыл Анне дверцу. – Чувствуйте себя, как в Киеве или в Лиепае. Надеюсь, никто не собирается тотчас после ванны завалиться спать? С чего начнём? Ресторан, салон мод, пляж?
– Галерея Акс-Арт, наверное, уже закрыта? – спросил Игорь.
Дарья вздохнула, потупясь:
– А мне не в чем идти в ресторан.
– Итак, салон, затем Акс-Арт, затем…
– Без меня, – вставила Анна. – Я собираюсь именно завалиться спать.
– Что ж, и это мудро, – Джон внёс её рюкзак в одну из комнат на втором этаже. – Доброй ночи, Нэн.
Анна подошла к окну. Береговой бриз погладил её по щеке прядью её же волос. Далеко внизу в дышащем зеркале океана дрожали звёзды. На одной из яхт три синтезатора сплетали из ритмов и голосов колдовскую «Фугу Водолея» д'Эвердьё.
Моно-но аварэ95. Щемящая прелесть мира. Заворожённость душою сущего. Вот они раскрыты пред тобою, взаимопроникающие души вещей. Их вневременной смысл явлен тебе в эфемерной красоте этой ночи. Войди в резонанс с её живым пульсом, и ты поймёшь тайну бытия: через соприкосновение, соединение, слияние с миром, дарящим тебе такую радость – до боли в сердце, где, кажется, ещё миг – и фридмоном96 вспыхнет новая Вселенная…
Анна отстранённо вглядывалась в себя. Вдруг обострившееся восприятие, не свойственная ей сентиментальность, наконец, это блаженство, психологически абсолютно немотивированное… Похоже на внушение. Чьё?
В комнату ворвалась Дарья. По-хозяйски затормошила подругу:
– Скорее мыться! Я насквозь пропахла бензином и порохом. А вообще-то мне здесь нравится.
– Ой-ой, кожу сотрёшь…
– Да я же губкой, мягонько, принцесса на горошине! Аксорг живой.
– Как любая планета с биосферой.
– Нет, он живой, как существо, а не как биосфера. И добрый. Удивительно, правда?
– Я бы больше удивилась, если бы ты назвала живое существо злым. Впрочем, мне тоже нравится.
– Знать бы ещё, как мы отсюда выберемся, и я была бы совсем счастлива. У него наверняка есть возможность достать корабль. Он просто не хочет нас отпускать, туз козырный! И не нужно мне от него никакой помощи!
– Хм… Н-да. Весьма логично.
– Слушай, а тебя это, кажется, совершенно не волнует?
– Не-а, – беспечно подтвердила Анна. – От меня ведь всё равно никакого проку. Хотя, вот идея: возвращаемся в Рэндол и заключаем с ними бартерную сделку – меня в обмен на…
Дарья в сердцах намылила ей губкой физиономию и обдала душем.
– Вот где у меня твои идеи!
– Это дискриминация, – отплёвываясь, захныкала Анна.
– Иди-ка ты лучше спать, в самом деле. А может, всё же пойдёшь с нами?
– Не хочу.
– И не обидишься, что мы тебя оставим?
Анна насмешливо сморщила нос. Дарья потёрлась лбом о её щёку.
_ _ _
Джарианнон заботливо оставил повсюду свет и открытые двери – явно в расчёте на Аннино любопытство. Розовые отблески ночников уютно мерцали на белом шёлке мягкой мебели и на поднятой крышке рояля, отражались в изысканных контрабандных вазах и в зеркалах, глядящих на Анну со всех стен, даже из густой зелени патио. Лорд Джордж Эдуард Нэвилл то ли очень себя любил, то ли был большим оригиналом. Даже в библиотеке между стеллажами от пола до потолка втиснулось высоченное зеркало, нагло демонстрируя Анне её куцее отражение.
Рядом, на кронштейне бра, нахохлясь, спал огромный ворон. Он приоткрыл один глаз, удивлённо моргнул на женщину и хрипло каркнул:
– Вайдзи-ланг-сэй.
– Привет, – ответила она. – И ты со всеми так здороваешься?
Ворон закрыл глаз и уткнул клюв себе в грудь. Казалось, он вот-вот всхрапнёт. Анна потопталась на пороге. Что толку входить? Только птичку тревожить. Полки заставлены плотно, ни одной книги ей не вытянуть. Лиса в винограднике… Но на столе у окна пасьянсом, пятью веерами лежали исписанные от руки листы и приглашающе горела лампа.
Пятнадцать листов, венок сонетов на хэйнском под заглавием «Туннельные переходы». Иной шрифт. Иное направление строк. Но не узнать нельзя: это Его мелкий летящий почерк.
Когда мир вокруг вновь обрёл чёткие контуры, Анна обнаружила тут же, на столе, пишущую машинку, уже заправленную рулоном бумаги, и кувшин апельсинового сока с соломинкой. «Ах, умница Одиссей. И это ты знаешь. Ты нашёл для меня самый неодолимый соблазн и самый целебный бальзам. Пересадить в почву другого языка Его стихи, не оборвав тончайших корешков, не обронив мельчайших почек… Интересно, от какой тайны ты столь успешно стараешься отвлечь моё внимание, коллега?… О, вот и толстый карандаш есть. Можно зажать в зубах и нажимать клавиши. Я буду похожа на дятла. Плевать, никто не видит. Весь венок мне с ходу не одолеть. Для начала попробуем магистрал. Итак, мессир магистр, повелитель мой – благословите, я приступаю…».