– В Гедалью.
_ _ _
Вечером остановились в придорожной гостинице. Анне досталась отдельная комната. Женщина чуть не задремала в бадье с горячей водой, с блаженным вздохом вытянулась под одеялом – и через минуту поняла, что не уснёт, пока не проведёт ещё один тест и не облегчит заодно свою совесть.
– Что Вам угодно? – с оттенком удивления спросил Ванор. Он спать и не собирался – удобно расположился в кресле с бумагой на колене, грифелем в левой руке и тяжёлым серебряным кубком – в правой.
– Я должна предупредить, святой отец, что могу Вас скомпрометировать.
Ванор высокомерно заломил бровь.
– Везти с собой женщину, пусть даже в мужском наряде, – не самый тяжкий из моих грехов, тина.
– Не в этом дело. Прошлой ночью я стояла у позорного столба. Я клеймёная ведьма, мессир, и заклеймена как блудившая с дьяволом: знаком двойного эстра.
У Ванора почернели глаза. Он смял в кулаке кубок, отбросил бесформенный ком и встал. «Пожар на торфяном болоте, – обмирая от восторга, подумала Анна. – Огненная бездна под серым мхом».
– Кто? – спросил он, сжимая пальцами горло.
– Народ. Пожар, град, наводнение, народ – явления одного ряда. Они бывают опасны – но заслуживают ли ненависти и мести?
– Это слова женщины, кроткой и нежной. Я узнаю имена всех, кто… Анна! Что с Вами?
Она, заледенев лицом, смотрела на расстёгнутый воротник его куртки, на шею, опоясанную розоватым блестящим следом ошейника.
– А-а, сволочи, – дрожа от ненависти, прошипела она. – Дерьмо, подонки, грязные скоты…
Он вдруг скрипуче захохотал. Анна растерянно хлопнула ресницами.
– Вы изумительны! – Ванор тряхнул рыжей гривой. – Какая кротость! Какая нежность! И какая безупречная логика!
В дверь постучали. В щель просунулась голова послушника.
– Великодушно простите, святой отец…
– Доброй ночи, тина, – сказал Ванор и вышел.
Анна подняла упавший с его колен лист бумаги.
«Ависма вана конмио эн со?й».
«Вселенная» в женском роде вместо мужского. Да он делает с языком, что вздумается! Как перевести здесь «рой»: изорванная, сломанная, мёртвая?… Вместо «ты» – «тэ» стоит «эли» – тоже «ты», но так обращаются только к Богу…
Вселенная едет в моём седле.
Нас только двое на мёртвой земле.
Грязные твари кишат вокруг,
Шипя нам вслед: «Поверь мне, я друг».
Боль позади и тьма впереди.
А чудо спит на моей груди,
мне в шею душистым теплом дыша.
В конвульсиях бьётся моя душа.
Но так дорога к Тебе длинна,
что гаснет судорог этих волна
и умирает у самых границ
мира Твоих безмятежных ресниц.
И я умру и воскресну, любя,
чтоб охранить и сберечь Тебя.
Она успела уронить стихи.
– А, Вы ещё здесь… Вот, возьмите.
– Что это?
– Свороборинное масло от ожогов.
– Спасибо, мессир. Могу ли я спросить Вас?… – несмело проговорила Анна.
– Я слушаю.
– Как Вы представляете себе Бога?
Ванор сжал губы. Жестом пригласил её к столу, поставил перед ней кубок с грогом и сел напротив.
– Никак. У меня достаточно более интересных тем для размышлений.
– Браво, – улыбнулась Анна. – А как Вы при этом согласуете с совестью статус главы духовного ордена?
– Вы считаете это лицемерием, тина?
– Нет, мессир. А Вы?
– Задачи ордена Святого Духа и каждого его члена в сфере практической – защита айюншианских стран и помощь айюншианам, попавшим в плен к джаннаитам, в сфере духовной – познание и вечное приближение к объективной истине. Я считаю, что выполнение этих задач не зависит от стойкости в вере.
Ванор помолчал, ведя тонким длинным пальцем по резьбе своего кубка.
– В понятии Бога можно различить два смысла: Творец и Судия, – продолжал он. – Сотворён мир или возник самопроизвольно – не суть важно для осмысления моего места в мире. Идею же Судии я категорически отвергаю. Это костыль совести.
– Или нравственный надсмотрщик.
– Да, – он чуть заметно вздрогнул, словно вспомнив плеть.
– Значит, Вы, в опровержение девиза ордена, служите не Богу, но людям?
– Этому сброду? По чести, им давно пора выпустить мне кишки и вздёрнуть на них короля.
– Да-а? – с любопытством спросила Анна. – А потом? Предположим, они перебьют всех сеньоров…
– Потом – натужная работа ума, непривычного к мышлению. Они не придумают ничего лучше, чем катахреза «справедливый правитель», и начнётся грызня за власть, и наверх вырвутся самые подлые, и лишь через два-три поколения всё по рекам крови приплывёт на круги своя. Поэтому я служу… хм… равновесию. Быть может, и людям – таким, какими они должны быть – с тем, чтобы они стали такими.
– Вы правы. Они ещё не люди. Их и судить не за что.
– Не идеализируйте. Люди – именно они.
– А Вы, мессир?
– Я выродок, – спокойно ответил Ванор.
– А я? – Анна подняла на него глаза.
– Бросьте, – жёстко сказал он, уставясь на неё немигающими, жуткими в ночном сумраке глазами. – Вы пришли на Теллур вослед Леону Корсидо.
Анна не сразу нашлась, что ответить. Она некоторое время тянула грог, закрывшись от магистра кубком, пока не овладела голосом. Наконец, тихо возразила:
– Не вослед, а вопреки. Во-первых, герцог Валисийский питал к Вам любовь. Но, во-вторых, для него существовали ценности более значимые. Поэтому, в-третьих, он оставил Вас. По всем трём параметрам я – прямая ему противоположность.
Теперь пришёл его черёд опешить, что Анна и отметила с глубоким удовлетворением. С минуту он переваривал её бред. Потом улыбнулся ей и встал.
– Я вижу, Вы любите перебирать мысли, как иные женщины – украшения. Шкатулка моей головы всегда к Вашим услугам. Но на сегодня достаточно. Идите спать, иначе завтра не выдержите дороги.
_ _ _
В Гедалью они въехали вдвоём: остальные монахи свернули в главную резиденцию ордена, замок Эрмедор, в пятнадцати километрах от города. По улицам, замусоренным хвойными лапами, масками, конфетти, бумажными цветами и лентами, золой новогодних костров, шатались развесёлые компании. По льду канала с визгом и хохотом катались на коньках, санях и попах. Ратуша была закрыта на все двенадцать дней, и мэр Гедальи, Туро Лориос, принял Великого магистра в своём доме. Появление Анны его обрадовало, но нисколько не удивило.
– Я привёз дурные вести, тино Лориос, – сказал Ванор за обедом. – Государь намерен ознаменовать своё вступление на престол завоеванием Гедальи.
– Вы уверены? Впрочем, о чём я… – мэр озабоченно потёр подбородок. – Благодарю, святой отец, за неоценимую помощь. Предупреждённые, мы выиграем наверняка. Хвала Всевышнему, Гедалья хорошо вооружена, отважна и свободолюбива.
– Хватит ли у Гедальи оружия, отваги и свободолюбия, если король выступит в союзе с войском Чинеаддима?
– Это немыслимо! С Чинеаддимом у нас прочные торговые и союзнические связи.
– У вольного Кромадиса были прочные связи с Чанджером, – сухо сказал магистр, жестом отказываясь от второй перемены. – Тем не менее Алонзо Толстый в союзе с Чанджером взял Кромадис, развешал на городской стене весь муниципалитет, сжёг библиотеку Кромадисского университета, а через год, не в силах удержать город из-за отваги и свободолюбия его граждан, отдал Кромадис под власть более сильного Чанджера.
– Вы рисуете страшные перспективы, святой отец. Когда, Вы полагаете, мы должны ждать короля?
– Тотчас после праздников.
– Значит, у нас в лучшем случае семь дней, – вслух размышлял Лориос, машинально сгибая и разгибая в пальцах вилку. – Придётся либо просить помощи у Монтело, либо нанять заргийцев; и те, и другие ненадёжны…
– Надёжен Орден.
– Вы будете сражаться против короля?
– Орден не знает границ и стран, не подчинён светской власти, имеет своё мнение о политике монарха Ареньолы в отношении вольных городов и готов отстаивать это мнение любыми богоугодными средствами. Кроме того, – Ванор опустил ресницы, пряча усмешку, – с орденом у Гедальи прочные торговые и союзнические связи.