– А в Книге Судей изречено устами Творца: «Если кто согрешил против Меня, то и от жертвенника Моего бери его на смерть», – возразил маршал Преберский, вновь подставив кубок пажу-виночерпию.
– А в Книге Притч Пресвятая Дева, Даис Аннаис учит нас: «Не говори: "Я отплачу за зло", предоставь Господу, и он сохранит тебя», – сквозь паштет выговорил приор Ориарский.
Мессир Пателло растерянно переводил взгляд с одного рыцаря на другого. Он совсем запутался в этических догматах Канона. Принесли третью перемену. Слуга, подававший рыбу, что-то шепнул виконту. Тот оживился, щёлкнул пальцами:
– Эй, Фьерито4!
Лютнист, отложив инструмент, подошёл к столу. Это был подросток лет двенадцати-четырнадцати, маленький, тощий, хромой – правая нога у него была заметно короче левой и плохо гнулась в колене – и рыжий, что у гуманоидов Теллура встречается крайне редко; в латаной рубашке и в ошейнике с именем и гербом владельца.
– Смиренно прошу разрешить мои сомнения, святые отцы, – заговорил виконт Нодредский. – Я не смею в вашем присутствии принимать решение и буду счастлив услышать совет, какой вид казни более всего угоден милосердному Господу, и должен ли я сам покарать негодного раба, или приличествует поручить это слуге?
– В чём его вина? – спросил Ильегорский, пока остальные рыцари откашливались для ответа.
– Этот гадёныш повадился в мою библиотеку, святой отец, его уже трижды там ловили, и никакими побоями не могу его отучить.
– Скверно.
Магистр притянул лютниста к себе, сгрёб пятернёй его густую ореховую чёлку, откинул её, заставив мальчика поднять голову.
– Зачем ты шляешься в библиотеку? – спросил он. – Что ты там делаешь?
Глаза у мальчишки были тёмно-серые и совершенно пустые: без тени страха, злобы или мысли.
– Отвечай! – рявкнул виконт.
– Читаю, – чуть слышно просипел лютнист.
– Вот как? – усмехнулся магистр. – Вы обучили раба грамоте, виконт?
– Нет, нет, святой отец! – виконт даже замахал руками. – Как можно! Грамоте! Раба! Да я и сам-то её!…
– Какую же книгу ты прочёл? Громче!
Мальчишка сжал пальцами горло и тихо проговорил, напрягая голос:
– Все.
Рыцари расхохотались.
– Ещё и лгун! – покачал головой командор Паленойский.
– Да-а, библиотека Альтрена – одна из богатейших в Ареньоле, – заметил приор. – Проклятый еретик Маргрин Ванор, и отец его Рэдрик Ванор, и дед – всю жизнь собирали книги.
– Забавный мальчишка, – согласился магистр. – Забить его Вы всегда успеете, виконт. Если позволите, после обеда я ознакомлюсь с Вашей знаменитой библиотекой…
– Почту за честь, святой отец.
– А этот пусть мне посветит. Я хочу поговорить с ним подробнее. Пшёл вон.
Раб вернулся в свой угол и снова взялся за лютню.
_ _ _
Библиотека располагалась на четвёртом этаже западного донжона, под самой крышей. Магистр прошёлся вдоль полок, перелистал лежащую на столе раскрытую книгу – «Деяния колдунов» Эвзолиса.
– И ты утверждаешь, что прочёл всё это?
Раб молчал, глядя в пол.
– «Деяния колдунов»… Хочешь научиться магии? Смотри, как бы не попасть на костёр. Тогда никакая магия тебя не спасёт.
– Магии не существует, святой отец, – хриплым шёпотом сказал раб.
– Хм… Зачем же ты читаешь, если Эвзолис лжёт или заблуждается?
– Мне интересны люди и во лжи и в заблуждениях, святой отец.
Ильегорский остановился: ему стало любопытно.
– Ты, я вижу, знаток заблуждений, – сказал он. – А знаком ли ты с истинами? К примеру: в какой день творения Создатель установил небесные сферы?
– В Каноне написано, что в третий.
– Что размещено на первых трёх?
– Солнце, Альм5 и Саргонар6, если верить Цимарию.
– А ты не веришь? Да ты не веришь и Канону, иначе зачем ты приплёл «в Каноне написано»? Я-то решил сначала, что ты ссылаешься на высший авторитет. А ты просто придерживаешься другого мнения? – ядовито спросил магистр.
– Ладно, – сказал он, не дождавшись ответа. – Сколько книг на семи полках, если на каждой полке семь книг?
– Сорок девять, святой отец.
– Хорошо, хоть в этом ты не сомневаешься, – Ильегорский достал из рукава куртки шесть игл. – Ну-ка, лисёнок, сложи из них четыре одинаковых правильных треугольника. Не больше и не меньше!
Раб взял иглы таким движением, что магистра кольнуло сомнение: а не рискует ли он, давая этому дитяти оружие?
Мальчик не вертел иглы, не примеривал, не складывал – вообще не проявлял интеллектуальной активности. Несколько минут он просто тупо глядел на них, и Ильегорский уже разочарованно вздохнул, но мальчик шагнул к столу и выложил три иглы треугольником, а остальные три поднял в тетраэдр.
– Неплохо, – одобрил магистр. – Теперь гляди.
Он оставил на столе одну иглу, другую легко вогнал до половины в дубовую столешницу недалеко от первой.
– Пусть черта, которую я обозначил этой иглой, тянется в обе стороны бесконечно. Сколько таких же черт ты проведёшь через эту точку, чтобы они нигде не пересекли первую черту?
Раб молчал, закусив губу.
– Ты не понял вопроса?
– Понял, святой отец, – он судорожно втянул воздух. – Может быть, одну. Может быть, ни одной. Может быть, бесконечно много.
– Что?!
– Я пробовал, святой отец! – мальчик вскинул на него глаза и, стискивая шею, заторопился. – Я пробовал, можно вывести такую же систему теорем, как у Фарета, они другие, но я не нашёл в них противоречий.
Некоторое время Ильегорский ошеломлённо молчал. Это невозможно!… Разумеется, мальчишка развит не по летам и не по положению; но услышать от него о неевклидовых геометриях – это чересчур.
– Но разве эти системы теорем соответствуют реальному миру? – наконец возразил он.
– Если стол имеет форму шара… – подумав, неуверенно сказал мальчик, – или седла…
– Так верен постулат Фарета для нашего мира или нет? – нетерпеливо спросил Ильегорский.
– Я не знаю, святой отец. Ведь в нашем мире есть предметы…
– И что же?
– И они притягивают друг друга на расстоянии, через пространство. Значит, они изгибают пространство… или…
Мальчик смущённо умолк.
Ильегорский похолодел.
– Ты великий путаник, – сказал он. – И с чего ты взял, что предметы притягивают друг друга?
– Теллур держит нас, – раб топнул. – Он держит и Альм, вынуждая его обращаться вокруг себя, а сам удерживается солнцем…
– Так, – проговорил Ильегорский упавшим голосом. – Ты ещё и еретик.
Мальчик с трудом опустился на колени.
– Я должен был сказать, – с безразличием смертельной усталости прошептал он. – Хоть кому-нибудь. Всё равно меня убьют. Не Вы, так виконт.
– Ты ошибся, – Ильегорский перевёл дыхание. – Эрмедориты – не Псы Господни. Мы служим Богу мудрому и милосердному; Богу, давшему человеку душу, чтобы любить, и разум, чтобы постигать; Богу, учившему: «Я – путь, и истина, и жизнь. Познай истину, и она сделает тебя свободным». Встань, сын мой. Ты носишь ошейник последний день. Я выкуплю тебя.
– Я свободен? – медленно переспросил Фьерито.
– Да, – твёрдо ответил Ильегорский.
Он ожидал, что мальчик, как и положено теллурийцу в такой ситуации, бросится целовать его сапоги. Но тот, крест-накрест обеими руками держась за шею, изучающе глядел на Ильегорского.
Точно пелена внезапно слетела с глаз Великого магистра. Лишь теперь он заметил достоинство, сквозившее в движениях подростка, его непринуждённую, несмотря на хромоту, осанку, правильную речь, чистую, хотя и ветхую, одежду, идеальную форму рук. Перед Ильегорским стоял высокородный сеньор.
– Назови мне своё имя, сын мой, – сказал он. – Не подобает человеку носить звериную кличку.
Раб с некоторым усилием выдернул иглу из стола и с учтивым поклоном протянул её Великому магистру:
– Я Антонио Ванор, граф Альтренский.