Позабудь печали, брат!
Жизнь не ведает утрат.
Смерть – мгновенье, вечен мир,
вечен мира светлый пир.
Возвращайся к солнцу, небу,
слову, музыке и хлебу,
соку виноградных лоз,
запаху цветущих роз,
пей и пой, коня седлай,
пса любимого ласкай,
с другом говори до ночи,
погляди в девичьи очи,
перед женской красотою
вспыхни Новою звездою,
обезумей от любви
и живи, живи, живи!
Волна музыки вынесла Дарью, Дона, Аяна и Джошуа из тесного зала. Чередою комнат, простреленных сквозь окна-бойницы пурпурными полосами света, мимо колонн, немых статуй, фонтанов, строгих картин, базук у окон, в одуряющее жасминно-олеандровое благоухание зимнего сада. И мохнатая зелёная шкура неведомого зверя в зарослях страстоцвета, и шорох потревоженной листвы, и гулкий бой сердца в висках…
_ _ _ _ _
5. Ты встань, пробудись…
Когда она проснулась – в своей спальне, в постели, – всё ещё рдел нескончаемый полаксианский день. Свет дробился на ресницах мириадами микрорадуг.
Аян, заметив, что Дарья открыла глаза, прильнул губами к её щиколотке.
– Сколько я спала?
– Миг или вечность – не всё ли равно? – беспечно ответил Джошуа. – Пока мы вместе, время над нами не властно.
Она потянулась. Джошуа поднял на ладони прядь её волос.
– Тот же запах. Что так пахнет, леди? Кто может противиться зову емшана?
– Не противься, Джо, – Дарья захлестнула прядью, словно арканом, его шею. – Знаешь, куда я зову?
– С тобой – куда угодно, – подал голос Аян.
– В конюшню, – объявила Дарья. Парни расхохотались. – Там Чандра тоскует! И с ней, между прочим, нужно работать ежедневно!
– Фарид был прав, – сказал Аян.
– В чём?
– Удерживать тебя в стенах дома – то же, что удерживать солнечный зайчик.
– А ты думал, я соглашусь сидеть взаперти?!
Джошуа нырнул под кровать и отыскал там наручный фон.
– Гольд, форма для леди Дарии готова?
– Да, сэр. Для леди Дарии и для леди Анны.
– Мы подождём тебя в янтарной гостиной, sunny lady, – Джошуа оторвал Аяна от Дарьи и уволок из комнаты.
Дарья приникла ухом к двери в Асину спальню. За дверью чуть слышно вскрикивал синтезатор и яростно хрипел граф Резанов: «Я удивляюсь, Господи, Тебе! Воистину: кто может, тот не хочет!… Тебе милы, кто добродетель корчит, а я не умещаюсь в их толпе!»
Дарья взялась было за ручку двери, постояла, вслушиваясь не в музыку, а в ментальный пульс Аси, и решила, что сейчас Асю лучше не трогать.
В гардеробной Властительная Мать с изумлением разглядывала сделанные по женским меркам пятнистые костюмы и две пары маленьких сапог.
– Дорогая моя, неужели Вы намерены вести мужской образ жизни? – промолвила она в ответ на Дарьино приветствие.
– А как должна вести себя женщина? – почтительно поинтересовалась Дарья.
– Как приличествует женщине, – доброжелательно, как ребёнку, растолковала Властительная Мать. – Вы госпожа в доме. Что Вам делать за его пределами?
– Как? И Вы никогда не выходите?
– С тех пор, как меня привезли в дом Эбстерхиллов, я не покидала его, – с достоинством ответила старуха.
Дарья задумчиво теребила застёжку куртки.
– Вы правы, Фируза. Госпожа в доме – конечно, такой образ жизни тоже подходит женщине.
– Что значит – тоже?…
– Видите ли, леди, – Дарья говорила почти виновато, – я бывала на многих планетах. Люди живут так по-разному… И у них настолько разные представления о приличиях…
– Что Вы уже не знаете, какие из них верны?
– Наверное, это как с Богом. Каждый верит в Него по-своему. И каждый искренен. И только Бог знает, чья вера Ему угоднее.
– И в какого же Бога верите Вы?
– Я постараюсь по мере сил придерживаться полаксианских приличий, – пообещала Дарья. – Ведь я прилетела сюда по доброй воле. Но, Фируза… – она шагнула к старухе, подняв на неё глаза. – Неужели Вам самой никогда не хотелось вырваться отсюда? Умчаться далеко-далеко? Нестись так, чтобы ветер свистел в ушах? Увидеть, что за скалами на горизонте и куда течёт река? Узнать других людей? Ведь это так интересно – интереснее, чем быть госпожой!
– Может быть, – помолчав, сказала Фируза. – Никак не могу понять, сколько Вам лет… Вы другая. У Вас своя правота. И Вы думаете, мы с Вами, две разные правоты, сможем ужиться?
Дарья улыбнулась ей – и встретила ответную улыбку.
– Бог с Вами, делайте, что хотите. Но если Вас увидит чужой…
– Чужой – на земле Эбстерхиллов?!
– А небо? – напомнила Фируза.
– Кто же станет меня высматривать? – удивилась
Дарья, закручивая волосы. – Ведь женщины не выходят из дома.
– Мне остаётся надеяться, что Ваша подруга хоть чуточку благоразумнее, – вздохнула старуха.
– Во всяком случае, верхом она ездить не станет, – промычала Дарья. Вынула изо рта шпильки и добавила. – Она это называет «передвигаться, зажав между ногами беспорядочно дёргающуюся опору».
– Как верно! – восхитилась Властительная Мать. – Вот с Анной мы поладим. Что Вы уставились на меня с таким страхом, милочка? Я так несносно назойлива и бестактна?
– Что Вы, леди, отнюдь.
– Не бойтесь, я её не обижу. Для того, чтобы знать, что причинит лишнюю боль истерзанной горем женщине и как избежать этой боли, совсем не обязательно изучать жизнь на других планетах. Ну, ну, что Вы, милочка…
– Я до сих пор не знаю… – пробормотала Дарья. – Всё время делаю что-то не так…
– Вы взяли на себя невыполнимую задачу, – Властительная Мать погладила Дарью по голове. – Вы хотите вернуть Анне душевный покой. Но, дорогая моя, полностью избавить её от страданий Вы не можете. Это не в человеческих силах. Зато, если Вас и впредь будет сводить судорогой всякий раз, когда Анна вздрогнет, – боюсь, Вы можете приучить её злоупотреблять Вашей любовью. Вы пробудите в ней нравственный садизм.
Дарья, слушая Фирузу, всё шире округляла глаза и, наконец, рассмеялась:
– В Асе?! Ася – садистка?!
– Судя по рассказам детей о её поведении на корабле, она уже сейчас издевается над Вами.
– Она издевается над собой.
– Не понимая, что этим мучает Вас? Анна не глупа.
– Она Вас вчера чем-то задела? – осторожно спросила Дарья.
– Нет-нет. Я знаю только обворожительно милую Анну. Однако она бывает и другой, не правда ли?
– Такой – нет.
– Буду рада ошибиться, – спокойно и снисходительно улыбнулась Властительная Мать.
Конюшня встретила Дарью знакомыми упоительными запахами и деловитой суетой уборки. Всё кольцо под руководством Фарида носилось со швабрами, лопатами, вёдрами и мётлами. Фарид обрадованно заулыбался, кивнул Дарье, как сообщнице. Чандра, заслышав хозяйку, с визгом грохнула копытами в дверь. Из её денника пулей вылетел Лейк.
– Говорил же: не входи к ней! – укорил его Фарид.
– Что случилось? – Дарья подскочила к мальчику. Лейк тупо глядел на неё, хныча и держась за бок. – Укусила? Лягнула?
– Ага…
– Потому что ты испугался, – Аян огладил Чандру и взялся за щётку и скребок. – Никогда ничего не бойся, Лейк.
– Покажи-ка, – Дарья подняла на юноше рубашку. – Ничего страшного. Вот, уже не больно…
Она провела ладонью над его рёбрами, где набухал синяк. Лейк замер с открытым ртом.
– Ой, леди… Не больно!…
– А Чандра просто здоровалась с тобой. Смотри. Чандра, девочка, здравствуй!
Чандра сунула ей правое копыто и полезла мордой в карман, требуя угощения.
– Она не этой, – выдавил Лейк.
– А какой?
– Вон…
– Чандра, давай ту!
Чандра оглянулась на свой круп, уже вычищенный Аяном до зеркального блеска, и неуверенно подняла заднюю ногу.
– Попроси у Лейка прощения, – велела Дарья.
Кобыла обиженно вытянула губы и опустилась перед юношей на колени. Джошуа и Фарид зааплодировали.