– Больше года. С января семьдесят восьмого – и пока он не пропал без вести. Стажёром, а потом штурманом.
– А я думала, Альдиен – личность полумифическая, – обронила Анна, отплёвываясь от Лаошкиных лобзаний.
– Всё, что о нём рассказывают – правда. Начиная с эпоса о поимке ошбайра…
– Ах, и ошбайра поймал он?
– Да. Он тогда ещё был в вольной разведке.
– Гош, а что там было совершенно невероятное со спасением «Дрейка»? – допытывалась Дарья.
– Сам корабль утонул в лаве. Антон срезал ему нос лучом маршевого, и мы вытащили экипаж.
– Ничего себе… А правда, что он не пользовался компом, потому что считал лучше него?
– Да. Я сам видел.
– И говорил на всех языках?
– Я насчитал восемнадцать. И на любом – с идеальной правильностью иностранца.
– Но какой-то же был ему родным?
– Понимаешь, Дашенька, Антон был не слишком разговорчивым. А я не решался расспрашивать. Он умел держать дистанцию не хуже нашей Нюши. Нюш, ты совсем засыпаешь. Отнести тебя в постель?
– Нет. Вы летали вдвоём?
– Да.
– Но ведь… Он не эмпат.
Игорь даже обиделся:
– Ну и что? Ты не знаешь, что такое Альдиен. У него было такое чутьё на опасность, и он так владел ситуацией…
– Что-то я не слышала, чтобы разведчиков или реттиоров допускали к рейсу без эмпат-контактёра, – усомнилась Дарья.
– А кто бы ему смог запретить? – искренне удивился Игорь. – Нет, нам присылали, конечно… Ртищеву капитан сразу завернул.
– Ртищеву? Один из лучших контактёров!
– «Спасательные работы в чужом мире – не та ситуация, где женщину следует пропускать вперёд. Я до этого не унижусь, сударыня», – процитировал Игорь на самых низах своего баритона. – А Ли Янг поговорил с ним минут пять, извинился и сам ушёл.
– Почему?
– Не знаю.
– Наверное, не очень весело было летать с таким капитаном, – посочувствовала Дарья.
– Весело?… Альдиен – это… Он был абсолютно надёжным. Я доверял ему больше, чем… чем даже отцу. И абсолютно бесстрашным. Например, узнав, что я художник…
– Да, а правда, у него была такая точная рука, что он мог нарисовать лучом бластера идеальную окружность на любом расстоянии?
– И не только окружность. Он вообще был хорошим художником. Правда, суховатым, слишком математически выверенным… Так вот, он предложил слетать на Фортас, потому что там красиво.
– И как? – лукаво полюбопытствовала Дарья. – Слетали?
– «Соната радости» – оттуда.
– Так она с натуры? Го-ошка! А разве ты не бесстрашный? Да нет, это уже не смелость, а безрассудство: отправиться за эстетическими впечатлениями на Фортас!
– Я не мог сплоховать рядом с ним. Рядом с Альдиеном нельзя было сплоховать. Он всех тянул вверх. Честно говоря, я перед ним трепетал.
– Трепещущий Игорь Заринь! – усмехнулась Дарья. – Представляю, какой это был супермен.
Анна вжалась в спинку кресла. В ней, поглощая сознание, распухала звенящая тьма. Анна судорожно блокировалась, помня о сидящей рядом Дарье – сверхчутком барометре её души. Сквозь звон Игорь вбивал ей в сердце слова – гвоздь за гвоздём:
– Нет, Дашенька, в нём не было ничего от супермена. Ниже меня, бледный, худой, даже хрупкий на вид. Очень тихий, очень корректный, чистюля до занудства и всегда застёгнут до подбородка.
– Да-а, – Дарью передёрнуло. – Очень обаятельный образ.
– И что любопытно: Нюша, у него в каюте были те же картины, что у тебя, – Игорь взял стило, прямо на чёрно-звёздном ходовом экране набросал светящийся портрет. Критически склонил голову набок. – Нет, не то. Никогда не мог схватить в нём сути. Не похож.
И стёр с экрана Его лицо.
Надо уйти. Немедленно. Уйти, спрятаться, забиться в нору и отлежаться. Гвозди мешали дышать.
– Лао, пусти, – Анна дунула на прильнувшего к её груди лаатти и поднялась. – Пойду я спать.
– Ася!… – испуганно проговорила Дарья.
– Нюша, тебе нехорошо?
Анна ускорила шаги.
«Пропал без вести, – звенела бесконечная тьма. – Улетел на Хэйн и не вернулся. Альдиен-Может-Всё. Идиотка, идиотка, идиотка… Ты же слышала об Альдиене, как ты не сообразила?! Переводчик! Толмач! Дура! Ничего бы не получилось, я бы не посмела; но увидеть, издали, только увидеть…».
– Господи, – простонала она, без сил опускаясь на пол у дивана. – Господи всемогущий, отними всё, разум, спэйс, жизнь, только чтобы Он был живой… Всё равно, где и с кем – только живой!…
Кто-то осторожно постучал.
– Запри дверь, – вздрогнув, приказала Анна.
_ _ _
Она всё же забылась в конце концов, сидя на полу и уронив голову на диван, и проснулась только в начале восьмого. Никто не зашёл к ней, хотя дверь была уже открыта. Анна постояла под холодным душем, вымывая из головы мутную тяжесть, полежала, тупо глядя в мерцающий потолок, оделась – с неуклюжим Блиндом это отняло у неё почти полчаса – и, собравшись с духом, побрела в рубку.
Дарья и Игорь приветливо пожелали ей доброго утра и вновь сосредоточились на пульте. Анна, стараясь не привлекать к себе внимания, шёпотом поговорила с кухонным блоком. Он предложил ей грейпфрутовый сок, крекеры и соблазнительный, но труднодоступный для неё салат с лангустами.
Игорь с тревогой и недоумением взглянул на Дарью, которая, нахмурив тонкие дуги бровей, сверяла уже сверенный курс; на Анну, которая губами брала из вазочки крекер; опять на Дарью… Потом неуверенно привстал.
– Не трогай её, – одними губами сказала Дарья.
Но Анна услышала.
– Отчего же, пусть трогает, – отозвалась она. – Впрочем, я готова принести извинения.
– За что? – опешил Игорь.
– Не знаю. Но вам же плохо. Из-за меня.
– Идём, поговорим, – вздохнула Дарья, вставая.
– А зачем нам прятаться от Игоря?
– Девочки, хорошие мои, я понимаю, что у вас есть свои, женские темы!
– Это не женская тема. Не интимная тайна, – Анна осела в кресло, с досадой мотнула головой. Дарья достала из кармана гребень и шпильки и взялась причёсывать её. – Да и о чём говорить? И к чему? В конце концов, вся эта история есть в отчётах. Если тебе любопытно…
– Я их читала. Ильегорского, Акбаровой, Башмета и Хэйно. Не вертись.
Анна молча подняла на неё глаза.
– Я не могла больше не знать, что с тобой! – Дарья пристукивала кулаком по спинке её кресла. – Ты не представляешь себе, как ты изменилась. В тебе сидит смертельная тоска. Ты всё время на грани срыва.
– Я?…
– Ася, ну хоть сейчас не драпируйся, не королевствуй! Разве я когда-нибудь зондировала тебя?
– Ну что ты, солнышко…
– Когда мы встретились, я в первые дни думала, что это из-за ампутации. Но тогда тебе стало бы легче после син-ро, с Кайсом, или с Патом… Ты даже блокируешься им. Его аурой. Его ивой.
– Я не эмпат.
– Откуда же ты знаешь, что его звезда – Денеб?
Анна зажмурилась.
– Ты написала мне, что расскажешь, когда сможешь, – помолчав, продолжала Дарья. – И я ждала. А потом прочла отчёты и поняла, что ты не сможешь. Никогда.
– Да.
– Я бы никогда и не напомнила тебе о… о Теллуре. Но сегодня ночью с тобой было что-то страшное. Альдиен похож на него, да?
– Это он.
– Но Игорь же сам сказал, что портрет неудачный.
– Что портрет… Достаточно было услышать, как Игорь говорит о нём. Кроме того, Игорь ему подражает.
– Я подражаю Альдиену?!
– Да, милый. Вероятно, неосознанно. Причёска, улыбка, интонации, манера двигаться – неуловимое, но сходство. Ты даже иногда начинаешь прихрамывать.
Игорь залился краской.
– Постой, я ничего не понимаю. Ты знала Антона Альдиена?
– На хэйнском Альдиен означает то же, что Ванор – на староареньольском. «Уходящий». Альдиен – просто буквальный перевод его фамилии.
– Теллур и Ванор? Это тот, что из «Баллады о Рыжем магистре и Эрмедорской ведь…». Слушайте, девочки, Альдиен рыжий…