– У Вартаняна, – ответил Нэвилл.
– Джон, я не Вас спрашиваю, а Зариней! Да, очень. Дариен, Вы тоже мило рисуете. Не так смело, но, я бы сказала, задушевнее. И холст Ваш, да? Так. Здесь тоже позировала моя тёзка…
Она замолчала, остановившись перед холстом.
– Это просто игра, – нерешительно объяснила Дарья, не в силах вынести её оцепенение. – Я попробовала писать только белым, потому что Анна белокожая…
– Да, но как?… – директриса неуклюже порылась в кармане штанов, комкая подол хламиды. Извлекла огромный клетчатый платок и высморкалась, судорожно вздыхая. – Как Вы сумели написать туман?
– Это не так уж сложно.
– Вы сами не понимаете, что создали. Видала я… Город в тумане, море в тумане… – директриса пренебрежительно махнула рукой. – Но один лишь туман, без сравнения… Живой, дышащий… И этот томительно нежный женский торс – только сгущение тумана, он через миг растает навсегда… Как Вы сумели передать это…
Она пощёлкала сильными пальцами.
– Эфемерность? – подсказала Анна Хэйно. – Мимолётность? Бренность?
– Да! – воскликнула Анна Северин, уже не тая? слёз. – Эту хрупкость красоты! А ведь Вы далеко не хрупкая, Анна. Я не знала, не представляла себе, что прекрасное может быть мучительным. Красота – это радость, веселье… Но такая боль?! – она бессознательно прижала ладонь к груди. – Дариен, наверное, это получилось у Вас невольно – из-за того, что Анна калека.
В наступившей тишине – даже Нэвилл, словно это он получил удар, не сразу нашёлся с ответом – Анной Северин спокойно и внимательно занялась Анна Хэйно.
– На картине этого не видно. А Вы потрясены именно картиной, а не мною. Красотой, а не уродством. Ваша боль естественна. Она свидетельствует, что Вы способны глубоко чувствовать и понимать прекрасное. И что Вы, наконец-то, с ним встретились.
– Разве боль может быть естественной?
– Вероятно, семени тоже больно, когда из него прорывается росток.
Анна Северин помолчала, сосредоточенно раздёргивая платок на ленточки.
– Да. Неожиданная мысль. Вы хотите сказать, что духовный рост… А я Вас обидела, да?
– Нет. Вы подтвердили, – Анна Хэйно, чувствуя, что выдержка её на исходе, поднялась с фонтанного барьерчика. Улыбкой попрощалась с Анной Северин.
– Джон, Вы приглашали меня на морскую прогулку, – заторопилась та. – Я готова. Цены можно обсудить по дороге.
Джарианнон подобрался. Ох, и врежет он сейчас толстокожей дуре. По стенке размажет. Он и пригласил-то её, чтобы поскорее отшить, уверенный в отказе. Если бы не ввязалась Нэн…
Нэн, обернувшись, молча смотрела ему в глаза. «Не мешай. Ты же видишь: она рождается и просит помощи. Я должна довершить начатое».
Джон достал ключи от яхты. Крутанул на пальце:
– Едемте. Гулять, так гулять.
_ _ _
Новорождённый остров уже вовсю осваивали: загорали, купались, играли в бадминтон и в серсо, целовались, пели хором, жгли плавник, жарили на нём рыбу… Завидев яхту, махали руками, орали приветствия и приглашали в компанию. Джон с трудом отыскал уединённую бухточку. Яхта, прошуршав днищем по гальке, мягко въехала носом в прибой.
– Анны! – позвал Джон. – Дайте отдых языкам! Приехали!
Анны неохотно покинули шезлонги на юте.
– Мы должны встретиться ещё, – говорила одна другой, поддерживая её на крутом носовом трапе. – У Вас ведь много свободного времени. Приходите ко мне. Завтра заеду за Вами, да?
– С удовольствием.
– Угощу Вас чудным цветочным чаем. По маминому рецепту. Вы не смущайтесь. Я ухаживала за мамой, когда она заболела. Я умею. Я Вам ещё не рассказывала? Моя мама…
– Рассказывали, Анна.
– Вот. Ах, Анна, с тех пор, как мама ушла в океан, я ещё ни с кем не говорила по душам. А сегодня я увидела себя, понимаете? Я сумела заглянуть в себя извне. Конечно, Вам трудно понять, это нужно пережить самой. Но ведь мы с Вами ещё обязательно увидимся и поговорим?
– Как только Вы захотите.
– Ах, какая красота! Поглядите!
– Да, великолепная глициния.
Директриса побежала любоваться глицинией.
– Нет, она не вобла. Она гремучая змея, – решила Дарья. – И не с одной трещоткой, а с дюжиной. У тебя от неё голова не болит?
– Раскалывается.
Дарья потянулась раздеть её. Анна отстранилась:
– Не надо.
– Не будешь загорать?
– Что толку? Всё равно не прилипнет.
Из леса выскользнул Игорь, успевший провести экспресс-разведку.
– И этому острову – неделя? С таким ложем? С таким слоем почвы?
– И с таким биоценозом, – дополнила Анна. – Да ему минимум полсотни лет. Умница океан.
– А почему ты в одёжке? Поджарься немножко. Такое солнце!
– Не хочу.
– Тогда походим по лесу, – Игорь потянул её к себе. Улыбнулся Дарье и Джону. – Изучим биоценоз.
Эмпаты, взявшись за руки, помчались в воду.
– Подождите, я с вами! – крикнула директриса, на бегу стаскивая брюки.
– Она неподражаема! – Анна прислонилась к груди Игоря, давясь смехом. – Какая деликатность, а? Представляешь, как легко и просто ей живётся?
– А что, если её задушить? – раздумчиво предположил Игорь.
– Игорь, милый мой, но на неё нельзя обижаться! Она ребёнок, не имеющий духовного опыта, хотя и вполне развитый интеллектуально. Согласись, что она, по крайней мере, не безнадёжна.
– Ладно. Не буду душить, – снизошёл Игорь. – Куда пойдём?
– Никуда. Расставляй этюдник. А я сяду в тени, кроткая-послушная, и постараюсь не мешать.
– Мешай, пожалуйста, – засиял Игорь. – Я люблю, когда ты мне мешаешь.
Он перенёс в тень серебристой акации нагретый солнцем валун, выбрал место, установил на этюднике холст и отключился. Анна, сидя на валуне, сквозь ресницы созерцала статного юношу на фоне моря, сосредоточенно-одухотворённого юношу, увенчанного нимбом светлых волос. Под вздохи прибоя её скомканная душа расправлялась, как новорождённая бабочка, и сама начинала дышать вольнее.
В волнах мелькнули две головы. Дарья и Одиссей плыли стремительным кролем, в едином ритме взмахивая руками, и даже на берег умудрились выйти шаг в шаг.
Джон положил Анне на колени изысканную шипастую раковину и отряхнулся по-собачьи, окатив её брызгами.
– Какое чудо! – Анна склонилась над подарком. – Хм… Я не могу её определить. По-моему, она не земная. Джон, можно послушать?
Он приложил раковину к её уху.
– Шумит? – спросила Дарья, выжимая косы.
Анна радостно кивнула.
– Шумит. Точно, как наша.
– Давайте устроим костёр, – предложил Джон. – Кто любит живой огонь?
– Я, – в унисон откликнулись женщины.
– А где директриса? Она работать любит, пусть таскает плавник.
– Она же уплыла с вами.
– Но скоро повернула к берегу.
– И не возвращалась? – забеспокоилась Дарья.
Анна встала. Её передёрнуло внезапным ознобом.
– А если просто судорога? – заикнулась Дарья, не веря собственным словам.
Джон даже не ответил. Они молчали, глядя то друг на друга, то на искристую винноцветную гладь. Откуда-то прилетел ворон и сел Джону на плечо.
К ним подскочил Игорь, волоча по камням недоупакованный этюдник.
– Что случилось? Почему вы так стоите?
– Анну Северин забрал океан, – тихо сказал Джарианнон.
Игорь бросился к воде.
– Стой, реттиор! – окликнул Джарианнон. – Поздно. Она ушла сама. Ты и тела не найдёшь.
– Она же только что была живая… – оглушённо пробормотал Игорь.
Дарья шагнула к Анне и срывающимися пальцами начала расстёгивать на ней платье.
– Надень ей алмаз, – напомнил Джарианнон.