Диалоги
1887
Трагедийная хроника
Н и к о н о в.
Ф а д е е в.
У л ь я н о в.
З в о н а р с к а я.
С м е л я н с к и й.
П о р т у г а л о в.
Л ю д м и л а Б а а л ь.
Ш е л о н о в.
Б р о н с к и й.
Г а н г а р д т.
П о т а п о в.
М а с л е н н и к о в.
О в с я н н и к о в а.
М а н г у ш е в с к и й.
С е с т р а У л ь я н о в а.
Х о з я й к а к в а р т и р ы.
С т у д е н т ы, ж а н д а р м ы, с л у ж и т е л и, п о н я т ы е.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Углы и комнаты, сдаваемые внаем, переулки, тупички, крест церкви и башенка минарета; чей-то сдавленный крик, светящееся в тумане окно — негаснущий лик конспиративной, подпольной России, устремленной в будущее, глядит на меня из прошлого. И мне кажется иногда, что где-то там — и истинная родина моего духа. И там, с ними — я сам.
У окна, над книгой — У л ь я н о в. Но не слышно шелеста перелистываемых страниц. Глаза устремлены поверх раскрытой книги куда-то вдаль.
О л ь г а (войдя). Почему не пьешь чай? Просил.
У л ь я н о в (отхлебывает из чашки, ставит на стол). Нельзя подогреть? Я не люблю холодный.
О л ь г а. Сколько можно подогревать?
Но Ульянов уже опять не слышит ее.
Тебе говоришь, говоришь… (Машет рукой.) Мама очень беспокоится. Почему все твои товарищи старше тебя?
У л ь я н о в. Многие из них знали Сашу.
О л ь г а. Папа умер. Сашу казнили. Аня в ссылке. За один год все изменилось. Мама не выдержит, если еще что-то случится!
Молчание.
Она постарела, да?
У л ь я н о в. Принеси чаю. И не будем!.. Все равно ты в этом ничего не понимаешь!
О л ь г а. Я понимаю. Мне только маму жалко. (Мечтательно.) Если бы я была социалисткой, я бы погибла.
У л ь я н о в. Что?
О л ь г а. Цель жизни социалиста — гибель.
У л ь я н о в (смеется). Почему же непременно гибель?
О л ь г а. А потому, что только путем гибели возможна и лучше всего совершается пропаганда новой жизни! Все эти ваши разговоры, все эти шептанья ваши — они совершенное ничто! Вот!
У л ь я н о в. Да ну?
О л ь г а. Да! А гибель — совсем другое дело. Когда человек погибает, о нем начинают говорить. Что за человек казненный? За какие речи, за какие дела взят? Начинаются разговоры, расспросы. Рождается интерес у тысяч людей. (Вновь мечтательно.) Я бы хотела, как Саша, погибнуть. Мне только маму жалко.
У л ь я н о в. Иди и готовь уроки! И не мешай мне заниматься!
О л ь г а. А ты не занимаешься.
Ульянов вдруг начинает смеяться.
Ты что? О чем?
У л ь я н о в. Позавчера сестра Смелянского в народ пошла. А сегодня вернулась. В грязи, страшненькая. Я говорил ей: подумай, Вера, это безумие, глупость. Слабенькая, одинокая, куда ты пойдешь? Представь, заблудишься или мужики начнут приставать. Смелянский сколько уговаривал. Нет, вырядилась в крестьянское платье, пошла тоже… погибать.
О л ь г а. И что?
У л ь я н о в. Мы со Смелянским от хохота чуть не упали. В первый же день сбилась с дороги, зашла неведомо куда — дождь, ночь, поле. Потом встретила реку, какую — не знает, пошла вдоль берега. Я, говорит, не знала, иду ли вниз или вверх по течению. И меня спрашивает, а как, в самом деле, Володечка, узнать, в каком направлении река течет?
О л ь г а. А ты что?
У л ь я н о в. А я говорю, ты бы взяла щепку да бросила в воду. Куда бы щепка поплыла, в той стороне и было бы низовье.
О л ь г а (смеется). А она?
У л ь я н о в. А она говорит, щепки не было. На этом ее хождение в народ и закончилось.
О л ь г а. Это ты мне к чему рассказал?
У л ь я н о в. Мораль бывает только в баснях. Да и то — в плохих. А мы с тобой лучше сыграем в шашки. На пять щелчков. Маленьких девочек надо отучивать от того, что находится еще вне их понимания, щелчками по лбу.
О л ь г а. Не на пять — на десять! Посмотрим, кто кого обыграет!
Начинают играть в шашки. Возгласы, крики, смех. Сестра выигрывает. Ульянов, сорвавшись с места, бежит от нее. Она гонится за ним вокруг стола, ловит его.
Раздается громкий, продолжительный стук в дверь.