М и г р и. Все к одному и тому же идут. К одному и тому же стремятся. И разными дорогами к одному и тому же идут…
М а г ф у р. Я ведь знаешь когда первую яблоню в землю посадил? На войне. Самый настоящий ад был, горело все от огня. А старик землю копал. Дом его горел, а он сад, огнем выкорчеванный, снова сажал. Когда последнюю яблоню посадил, его и убило… А для меня она первой была.
Мигри молчит.
Тогда я истину узнал. Не догадывался только сначала, что истина…
П е р в ы й д е т с к и й г о л о с. Эй, ты опять тут?
В т о р о й г о л о с.
М а г ф у р (подняв голову и улыбаясь). А-а, вы. А платье у тебя красивое.
В т о р о й г о л о с. Мне папа купил. Помнишь, он тебя побил?.. А потом пошел в магазин и купил. А у тебя такого платья нет. А хочешь, я еще про тебя стихотворение сочиню?
М а г ф у р. Сочиняй!.. Я вот чего не могу, того не могу. Складно сочинять не могу. Идите сюда. Поближе.
П е р в ы й г о л о с. Хитрый!..
В т о р о й г о л о с.
М а г ф у р. Ах вы, чертенята!.. Ух ты, верно! (Смеется.)
П е р в ы й г о л о с. Атас! Кикимора!
Появляется уже знакомая нам Ж е н щ и н а. И вместе с ней — М у ж ч и н а неопределенных лет и неопределенной наружности.
Ж е н щ и н а. Вот, опять!.. Видите? В прошлый раз, когда я просигнализировала, сразу же все вырвали. С корнем. Я это так не оставлю! Я доведу дело до конца! Я не позволю ограничиваться полумерами!
М у ж ч и н а. Понятно, разберемся.
М а г ф у р. Хорошая такая женщина — и сердитесь?.. Если словами воздух сотрясать, пыли больше.
Ж е н щ и н а (перебивая). Молчать!.. Вы вообще лишены права голоса. (Мужчине.) Я телеграфировала в Москву. (Магфуру.) Вы головой ответите за эти безобразия!.. (Мужчине.) А вы, если не наведете порядка…
М у ж ч и н а. Прежде всего, Эсфирь Ивановна, спокойствие.
Чуть в стороне появляются Х а б у ш и Н е и з в е с т н ы й. Последний — весьма странное и донельзя ничтожное лицо в какой-то серой одежде. Кто он, автор решительно не знает. Возможно, прораб из какого-нибудь СМУ или житель одного из соседних домов. Возможно, работник какой-нибудь коммунальной службы, а то даже и какой-нибудь помешанный, которому до всего есть дело; а возможно, — автор допускает и такое — и сам черт. Во всяком случае, и облик, и речь его весьма странны.
Н е и з в е с т н ы й. А Сальери Моцарта отравил!
Х а б у ш. Что?
Н е и з в е с т н ы й. Отравил! Отравил!
Хабуш бежит.
(Вслед ему.) Отравил! Отравил! (Исчезает вслед за Хабушем.)
Ж е н щ и н а. Спокойствие? Таких, как он, надо травить гексахлораном! Его мало отдать под суд. Частный сад, который он разводит среди кварталов новых домов, — не просто сад! Это факт, свидетельствующий о возрождении частнособственнических инстинктов, это наглая реставрация… За этим частным случаем, товарищ Баянов!..
М у ж ч и н а. Разберемся.
М а г ф у р (вздыхая). Без них, без людей всяких-разных, и жизнь, наверное, вкусна не будет? Скучна покажется, как стоптанная подошва? А яблоневый дух, когда им весной повеет, напряжение в затвердевших мозгах снизит…
М у ж ч и н а. Разберемся. (Женщине.) Уверяю вас, разберемся.
Ж е н щ и н а. У вас честное лицо. Я верю вам, хотя меня часто обманывали. Я одинока, а вокруг (с ненавистью взглянув на Магфура) столько жуликов, проходимцев!..
М у ж ч и н а. Я сегодня же загляну к вам… Чтобы сообщить о результатах!..
Ж е н щ и н а. У вас честное лицо, но порога моей квартиры еще никогда не переступала нога мужчины.
М у ж ч и н а. У меня совершенно честные намерения! Так сказать, по долгу службы!..
Ж е н щ и н а. До свидания. (Уходит.)
М у ж ч и н а (глядя ей вслед). Если бы люди занимались филателией… (Магфуру, грустно.) Баянов — работник домоуправления.
М а г ф у р. Магфур Хузеевич.
Пожимают друг другу руки.
М у ж ч и н а. Баянов Баян Баянович. (Осматриваясь.) Производительно поработали, производительно.
М а г ф у р. Да… Так вот… Люблю в земле копаться! От металла и оборудования устаешь, а от земли душевностью веет… На другой фазе жизни как бы живешь…