С м е л я н с к и й. Вы сумасшедший!
Г а н г а р д т (перебивая). И вы! И вы! Вы тоже! А может, не две гидры, а одна? Может, мы одной гидре служим? Многоголовой? Многорукой? Ха-ха! Не поймешь, где чья голова! И лучше одной служить! Лучше? А? Согласны?
С м е л я н с к и й. Что? На что?
Г а н г а р д т. На что? Ха-ха!.. (Хохочет.) Шелонов-то повесился, а гидре другой нужен. Другая головка? Разве не так? А может, голубчик, вы повесили его головку, думая взамен предложить свою? А?
С м е л я н с к и й. Сволочь!
Г а н г а р д т. Вы грубы, Смелянский. Я велю кормить вас селедками и не давать пить.
С м е л я н с к и й (после паузы, насмешливо, отчетливо). За один раз и в одно мгновенье… из головы бога… выскакивает только Минерва. И мы понимаем, что социальный переворот… перестройка заново экономических, юридических, всех наших общественных… частных, семейных отношений… всех наших воззрений и понятий!.. (Повышая голос.) Наших идеалов и нашей нравственности… Это я говорю вам, жандармскому выкормышу! (И совсем уже не сдерживаясь.) Не тебе ломать моих убеждений, сволочь! Не тебе! (Вскакивает с места, хватаясь за чернильный прибор.)
Вскакивает и Гангардт, в какие-то доли секунды натренированно выхватив револьвер. Какое-то время два человека стоят друг против друга, разделенные столом. Садятся. В стакане Гангардта тонко звенит ложечка.
Г а н г а р д т. Чаю, Сергей Вениаминович?
С м е л я н с к и й. Благодарю… (Не сразу.) Так вот, я, кажется, не договорил… Извините…
Г а н г а р д т. Да-да.
С м е л я н с к и й. Что я хотел сказать, продолжая наш разговор?.. Такой переворот не совершается ни в один, ни в два года. Он, видимо, потребует работы целого поколения. Может, больше. И никогда мы, социалисты-революционеры, не обманывали себя на этот счет. Никогда не воображали, что будто достаточно нам захватить власть в свои руки, как на другой же день мы осчастливим общество. Мы не доктринеры, полковник, и не утописты, как хотелось бы вам… нас изобразить. Мы очень хорошо понимаем размеры наших сил. И мы очень хорошо понимаем, что мы можем и что мы должны сделать. И мы сделаем все, даже если вы будете кормить кого-то из нас селедками и не давать пить.
Г а н г а р д т (подойдя к двери). Увести арестованного!
Входят д в а ж а н д а р м а, потом М а н г у ш е в с к и й.
Жандарм. Следуйте за мной.
Г а н г а р д т. Кстати, Смелянский. Относительно Шелонова… Промашечку дали.
С м е л я н с к и й. Что вы мне Шелоновым все тычете в нос?!
Г а н г а р д т. Один почтенный литератор одним вопросиком задавался, Сергей Вениаминович… О необходимости орошения невинной слезинкой фундамента рая? Нужно жертвоприношение или не надобно? (Шепотом, с наслаждением.) Оросили… невинной слезиночкой…
С м е л я н с к и й (побледнев и дернув ворот рубашки). Угрызения совести… заставляют иногда шпионов сводить счеты с жизнью. Но вся ответственность за это!.. Вся ответственность на вас! (Не выдержав.) Кто их истинные убийцы? Вы! Вы загоняете человека в угол! Вы под угрозой пыток убиваете в нем душу! Вы!
Г а н г а р д т. Ха-ха! (Хохочет.) Шелонов… Шелонов, позвольте поставить вас в известность, не был… Не был осведомителем ни университетской инспекции, ни вверенного мне управления!
С м е л я н с к и й (сгорбившись, как от тяжести). Уведите меня. (Не выдержав.) Врешь, сука!
Г а н г а р д т. Грубы, Смелянский. Грубы. Не обессудьте, если буду груб и я, когда стану вырывать у вас признания. Помимо философских бесед есть и иные средства! Мы не только кормим селедкой. (И уже не сдерживаясь, в бешенстве.) Мы еще вздергиваем на дыбу! Вытягиваем жилы!
С м е л я н с к и й. Не докажешь!
Г а н г а р д т. А я не буду доказывать! Не буду доказывать! Шея его будет доказывать! Шея докажет!.. Увести!