Итак, Сократ, сказал он, я изложил тебе и миф, и доказательство того, что можно научить добродетели; таково же мнение и афинян, и нет ничего удивительного, если у хороших отцов бывают негодные сыновья, а у негодных - хорошие: вот, например, сыновья Поликлета, сверстники Парала и нашего Ксантиппа, ничего не стоят по сравнению со своим отцом; то же самое и сыновья некоторых других мастеров. Но не надо а их в этом винить - они еще не безнадежны, ведь они молоды. Произнеся напоказ нам такую длинную речь, Протагор замолк, а я, уже давно им завороженный, все смотрел на него, словно он сейчас еще что-то скажет, и боялся это пропустить. Когда же я заметил, что он в самом деле кончил, я кое-как насилу очнулся и, взглянув на Гиппократа, сказал:
Как мне благодарить тебя, сын Аполлодора, что ты уговорил меня даже прийти сюда? Нет для меня ничего дороже возможности услышать то, " что я услышал от Протагора. Прежде я считал, что хорошие люди становятся хорошими не от человеческого попечения. А теперь я убедился в обратном. Разве только одна мелочь мешает мне, но ясно, что Протагор и ее без труда разъяснит, после того как разъяснил уже столь многое. Правда, если кто начнет беседу об этом же самом предмете с кем-нибудь из тех, кто умеет говорить перед народом, он, пожалуй, услышит речи, достойные Перикла или любого другого из мастеров красноречия, но стоит ему обратиться к ним с вопросом, они, словно книги, бывают не в состоянии вслух ни ответить, ни сами спросить; а когда кто-нибудь переспросит хоть какую-то мелочь из того, что они сказали, они отзываются, словно медные сосуды, которые, если по ним ударить, издают долгий протяжный звук, пока кто-нибудь не ухватится за них руками. Вот так и бывает с ораторами: даже когда их спрашивают о мелочах, они растягивают свою речь, как долгий пробег. А вот Протагор хоть и умеет, само собой ясно, говорить длинные и прекрасные речи, однако умеет и кратко отвечать на вопросы, а задавая вопросы сам, выжидать и выслушивать ответ; это дано лишь немногим.
Сейчас, Протагор, мне недостает одной мелочи, но я получу все, если только ты мне ответишь вот что: ты говоришь, что добродетели можно учить, а уж кому-кому, а тебе-то я верю. Но одному я удивлялся с во время твоей речи, и вот это пустое местечко в моей душе ты и заполни. Ты ведь говорил, что деве послал людям справедливость и стыд, и потом много раз упоминались в твоей речи справедливость, рассудительность, благочестие и прочее в том же роде так, словно это вообще нечто единое, то есть одна добродетель. Так вот это самое ты мне и растолкуй в точных выражениях: есть ли добродетель нечто единое, а справедливость, рассудительность и благочестие - ее части, или же все то, что я сейчас назвал, - только обозначения того же самого единого. Вот что еще я жажду узнать.
- Да ведь на это легко ответить, Сократ, - сказал Протагор. - Добродетель едина, а то, о чем ты спрашиваешь, - ее части.
- В таком ли смысле части, - спросил я, - как вот части лица - рот, нос, глаза, уши или же как части золота, которые ничем не отличаются друг от друга и от целого, кроме как большею либо меньшею величиною?
- Кажется мне, Сократ, что в первом смысле как части лица относятся ко всему лицу.
- А имеют ли люди эти части добродетели - один одну, другой другую, или же тот, кто обладает одной, непременно имеет и все?
- Никоим образом, - сказал Протагор, - потому что ведь многие бывают мужественны, а между тем они несправедливы, и опять-таки другие справедливы, но не мудры.
- Так, значит, - сказал я, - и мудрость, и мужество - это части добродетели?
- Совершенно несомненно, - ответил он, - притом мудрость - величайшая из частей.
- И каждая из них есть нечто особое?
- Да
- И назначение каждая из них имеет свое собственное, как и части лица? Ведь глаза не то, что уши, я назначение у них не то же самое; и из остальных частей ни одна не похожа на другую ни по своему назначению, ни по всему остальному; не так же ли разнятся и" части добродетели - как сами себе, так и по своему назначению? Разве не ясно, что это так, если действительно они сходны с тем, что мы привели в пример?
- Да, это так, Сократ, - согласился Протагор. А я на это:
- Значит, ни одна из частей добродетели не совпадает с остальными - с знанием, справедливостью, мужеством, рассудительностью или благочестием?
- Не совпадает, - подтвердил Протагор.
- Так давай, - сказал я, - посмотрим сообща, какова каждая из этих частей. Сперва вот что: справедливость есть нечто или это ничто? Мне кажется, она нечто, а тебе как?
- И мне тоже, - сказал Протагор.
- Ну а если бы кто спросил нас с тобою: "Скажите-ка мне, Протагор и Сократ, то, что вы сейчас назвали справедливостью, само по себе справедливо или несправедливо?" - я бы ответил ему, что оно справедливо; а ты бы как решил - так же, как я, или иначе?
- Так же, - сказал Протагор.
- "Справедливость", следовательно, означает то же, что "быть справедливым" - так отвечал бы я спрашивающему; не так ли и ты бы ответил?
- Да.
- А если бы он затем спросил нас: "Не утверждаете ли вы, что существует и благочестие?" - мы бы ответили, думаю я, утвердительно.
- Да,- сказал Протагор.
- "Значит, вы утверждаете, что и оно есть нечто?"
- Утвердительно мы бы ответили на это или нет? Протагор сказал, что утвердительно.
- "А какой природы, по-вашему, это нечто: то же это, что быть нечестивым, или то же, что быть благочестивым?" Я-то вознегодовал бы на такой вопрос и ответил бы: "Тише ты, человече! Что еще может быть благочестивым, если не благочестиво само благочестие?" А ты как? Не то же самое ты отвечал бы?
- Конечно, то же.
А если бы затем спрашивающий нас сказал: "А как же вы только что говорили? Или я вас неверно расслышал? Мне казалось, - вы уверяли, что части добродетели находятся в таком отношении между собою, что ни одна из них не похожа на другую". Я бы ему на это сказал: "В общем ты верно расслышал, но если ты полагаешь, будто и я это говорил, так ты ослышался, ведь то были ответы его, Протагора, а я только спрашивал". Если бы он спросил: "Правду ли говорит Сократ? Ты, Протагор, считаешь, что ни одна из частей добродетели не походит на другую? Твое это утверждение?" - что бы ты ему на это ответил?
- Поневоле бы с ним согласился, Сократ, - сказал Протагор. А что же, Протагор, мы, подтвердив это, ответили бы ему, если бы он нас снова спросил: "Следовательно, благочестие - это не то же самое, что быть справедливым, и справедливость - не то же самое, что быть благочестивым, напротив, это означает не быть благочестивым? А благочестие значит "не быть справедливым", следовательно, "быть несправедливым", справедливость же значит "быть нечестивым"?" Что ему на это ответить?! Я-то сам за себя ответил бы, что и справедливость благочестива, и благочестие справедливо. Да и за тебя, если ты мне позволишь, я ответил бы точно так же - что справедливость и благочестие либо одно и то же, либо они весьма подобны друг другу: справедливость как ничто другое бывает подобна благочестию, а благочестие - справедливости. Смотри же, запрещаешь ли ты мне ему так ответить, или ты и с этим согласен.