Вторую группу трудностей представляет, пожалуй, повсеместное неверие в возможность самого мероприятия. В этом измерении уже многое изменилось к лучшему, однако по-прежнему отсутствует климат повсеместной благожелательности и понимания того, что изолированные усилия мало к чему или вообще ни к чему не приведут, что если вообще можно проводить исследования такого рода, то только в больших коллективах, в сотрудничестве с антропологами, социологами, математиками и т.д., и т.д., что самое время – признать приоритетность всей проблематики. Это повлекло бы за собой и соответствующую направленность усилий, в том числе инвестиций, и указало бы правильную дорогу умам как высококлассным, так и соответственно образованным. Однако еще одну трудность в этой группе являет собой, без сомнения, сопротивление политического характера; без лишних слов достаточно вообразить, как некая группа исследователей представила бы решение вьетнамской проблемы, противоречащее военной доктрине США; дискуссия между ними и правительством Соединенных Штатов или исследование по существу пользы от их предложения были бы немыслимы, поскольку в стратегической доктрине Соединенных Штатов implicite фигурируют такие, к примеру, понятия, как возможность – недопустимая – «потери лица», если на одну чашу весов можно положить судьбы вида, а на другую – не «покроет» ли «стыдом» великую державу определенные ее действия. Известно также, как бы было принято математическое открытие по теме, к примеру, функционирования факторов отбора и селекции в элитарных кругах власти при высоких степенях ее концентрации.
Наконец, третья группа трудностей относится к тому, что невозможно иметь полную уверенность в результатах моделирования исходя из следующего суждения: людям должно быть, как нам кажется, «хорошо» в «оптимальной» культуре – следовательно, в современной цивилизации контроль общественных параметров может достичь такого совершенства, что общественные ситуации, для внешнего наблюдателя практически неотличимые, будут, по существу, диаметрально противоположны. Так, например, возможно будет имитировать – осуществляя соответствующий контроль – проявление коллективного энтузиазма, гнева или хаоса, которые, по сути, были старательно срежиссированы и навязаны изнутри. (Например, полная путаница указателей и дорожных знаков в Южной Англии в период Второй мировой войны была создана искусственно с целью введения в заблуждение немцев в случае их высадки на эту территорию.) И тогда нет ничего проще, чем создать ситуацию, когда все утверждают, что им хорошо; громадную проблему представляет собой не этот факт тривиальной возможности навязывать реакции или скорее их притворную демонстрацию, а тот, что достаточно продолжительное подобное притворство может стать – парадоксально – sui generis правдой, хотя и чудовищной. Так, например, исследования показали, что некоторые люди, особенно долго пребывающие в концентрационных лагерях, до такой степени утратили представление о жизни за пределами лагеря, что на открывающиеся лагерные ворота реагировали страхом, снижением или утратой всякой активности, проявлением чувства безысходности, даже душевного надлома, потому что этого нового, свободного мира как себе незнакомого они боялись больше, чем условий существования ужасающего, но уже знакомого, к которому они приспособились. Образно говоря, не всегда достаточно снять с невольников кандалы, чтобы сделать их свободными. Поэтому априори нельзя исключить и того, что модель, признанная оптимальной и внедренная в жизнь, может оказаться прокрустовым ложем, и только чрезвычайная адаптационная гибкость человека затруднила бы обнаружение этой несообразности, поскольку может быть, что, вытянутые на этом ложе, люди бы высказывались о нем искренне – самым лучшим образом, а испытываемую ими неловкость своего положения склонны были бы приписывать скорее собственному организму или обвинять в этом соседа.