Признание правомочности телеологического подхода, и как следствие – аксиологического в биологии как эмпирической дисциплине, – представляет собой предварительную аккредитацию определенной исследовательской позиции, однако еще не предопределят, располагает ли современный исследователь теоретическими и техническими средствами, позволяющими реализовать программу объективной аксиологической экспертизы. Вероятно, не будет преувеличением сказать, что если биология и ожидала помощи со стороны других дисциплин, то уж меньше всего – со стороны технологии, понимаемой как инженерно-конструкторская деятельность. Так было по крайней мере каких-то сорок лет назад. И однако же именно эта помощь сейчас начинает иметь решающее влияние в успехе – в том числе и теоретической биологии. Конечно, между конструктором и биологом существует серьезное различие. Во-первых, биолог исследует данные системы, которых сам он не конструировал, из-за чего ему не известна ни их «цель» в функциональном предназначении, ни детальная характеристика системных подчиненных комплексов. Конструктор же всегда имеет заданную цель и, поддерживаемый ею, создает проекты, а потом воплощает различные варианты устройств, причем – это следует подчеркнуть – обычно его предварительное знание – о свойствах создаваемого – полно пробелов. Поэтому многие – особенно комплексные, сложные – системы конструктор не создает, основываясь исключительно на расчетах, теоретико-прогностически, но скорее происходит так, что разработка осуществляется в виде последовательных ходов – состоящих, например, в применении метода пробных прототипов. Такова принципиальная разница подхода к проблеме. Во-вторых, каждая технология, особенно в фазе своего апогея, создает собственное обрамление из парадигм и общих директив, то есть как бы локальный субститут «культурной нормы», устанавливающий определенные, уже неподвергаемые сомнению области, в пределах которых можно задавать конкретные инструментальные ценности создаваемых продуктов. Речь идет о том, например, что в самом техническом знании нет ничего такого, что могло бы нас информировать о том, двойным или тройным следует делать коэффициент безопасности с точки зрения предполагаемой (как нормальной) функциональной нагрузки конструкции. Так вот, каждый специалист наиочевиднейшим образом должен знать правила, составляющие упомянутое «обрамление» технологии, из нее самой впрямую невыводимые, раз он их применяет в повседневной практике. Тогда он сможет отличать то, что является определенным абсолютным минимумом, инвестированным в конкретный продукт, и тем, что представляет собой конструктивный избыток, создающий многоотраслевой резерв безопасности. Биологу же аналогичное знание не дано, хуже того, традиция научной отрасли, главенствующей в естествознании, каковой является физика, которой биолог был бы рад подчиниться, вообще не знает различий подобного типа, потому что физик вполне справедливо не считает, что атомы якобы обладают «встроенным» функциональным минимумом и какой-то там надстройкой гарантированной избыточности. Таким образом, предмет биологических исследований больше похож на плоды конструкторской работы, чем на физические объекты.
Хотя технология постепенно становится поставщиком исследовательских методов, образцов моделирования и формальных структур для биологии, однако любая аппаратура, передаваемая таким образом, все еще недостаточна для отождествления условий биолога, исследующего организм, – с условиями конструктора, исследующего машину. Самое серьезное затруднение в области теории вызывает то, что формальный аппарат анализа, перенятый биологами из области технологий (которые условно можно было бы назвать «кибернетическими»), для исследования сложности типично биологических систем слишком прост. Это не вызовет удивления, если добавить, что этого аппарата недостаточно уже и самим технологам.