Алкивиад.Да.
Сократ.Значит, тот, кто работает и пользуется резаком, и то, чем работающий пользуется, – это разные вещи?
Алкивиад.Как же иначе?
Сократ.Тогда, следовательно, инструмент, на котором играет кифарист, и сам кифарист – это тоже разные, вещи?
Алкивиад.Да.
d
Сократ.Вот об этом я только что и спрашивал – всегда ли представляются отличными друг от друга тот, кто пользуется чем-либо, и то, чем он пользуется?
Алкивиад.Всегда.
Сократ.Что же мы скажем о сапожнике: работает он только инструментами или также и руками?
Алкивиад.Также и руками.
Сократ.Значит, и ими он пользуется?
Алкивиад.Да.
Сократ.Но когда он сапожничает, он ведь пользуется и глазами?
Алкивиад.Да.
e
Сократ.Следовательно, сапожник и кифарист – это не то, что руки и глаза, с помощью которых они работают?
Алкивиад.Это очевидно.
Сократ.Но ведь человек пользуется и всем своим телом?
Алкивиад.Несомненно.
Сократ.А ведь мы говорили, что пользующееся чем-то и то, чем оно пользуется, это разные вещи?
Алкивиад.Да.
Сократ.Значит, человек – это нечто отличное от своего собственного тела?
Алкивиад.Похоже, что да.
Сократ.Что же это такое – человек?
Алкивиад.Не умею сказать.
Сократ.Но, во всяком случае, ты уже знаешь: человек – это то, что пользуется своим телом.
Алкивиад.Да.
130
Сократ.А что иное пользуется телом, как не душа?
Алкивиад.Да, это так.
Сократ.Значит, она им управляет?
Алкивиад.Да.
Сократ.Полагаю, что никто не думает иначе вот о чем…
Алкивиад.О чем же?
Сократ.Человек – не является ли он одной из трех вещей?
Алкивиад.Какие же это вещи?
Сократ.Душа, тело и целое, состоящее из того и другого.
Алкивиад.Это само собой разумеется.
Сократ.Но ведь мы признали человеком то самое, что управляет телом?
b
Алкивиад.Да.
Сократ.Что же, разве тело управляет само собой?
Алкивиад.Ни в коем случае.
Сократ.Мы ведь сказали, что оно управляемо.
Алкивиад.Да.
Сократ.Вряд ли поэтому оно то, что мы ищем.
Алкивиад.Видимо, да.
Сократ.Но, значит, телом управляют совместно душа и тело, и это и есть человек?
Алкивиад.Возможно, конечно.
Сократ.На самом же деле менее всего: если одно из двух, составляющих целое, не участвует в управлении, никоим образом не могут управлять оба вместе.
Алкивиад.Это верно.
c
Сократ.Ну а если ни тело, ни целое, состоящее из тела и души, не есть человек, остается, думаю я, либо считать его ничем, либо, если он все же является чем-то, заключить, что человек – это душа.
Алкивиад.Безусловно, так.
Сократ.Нужно ли мне с большей ясностью доказать тебе, что именно душа – это человек? [53]
Алкивиад.Нет, клянусь Зевсом, мне кажется, что сказанного достаточно.
Сократ.Даже если доказательство было не вполне безупречным, однако в меру достаточным, этого нам довольно. Безупречно осведомлены мы будем тогда, когда выясним то, что пока опустили из-за необходимости подробного рассмотрения.
d
Алкивиад.А что это такое?
Сократ.Перед этим было сказано, что прежде всего надо рассмотреть самое «само». Теперь же вместо «самого» как такового мы рассмотрели каждую «самость» – что она собой представляет, – и, быть может, этого нам будет довольно: мы ведь отметили, что в нас нет ничего главнее души.
Алкивиад.Разумеется, нет.
Сократ.Значит, правильным будет считать, что, когда мы общаемся друг с другом и пользуемся при этом речью, это душа говорит с душою?
Алкивиад.Несомненно.
e
Сократ.В этом и заключалось значение того, что я сказал несколько раньше: когда Сократ беседует с Алкивиадом, пользуясь речью, он обращается со своими речами не к лицу Алкивиада, как можно было бы думать, но к самому Алкивиаду, то есть к его душе.
Алкивиад.Я с этим согласен.
Сократ.Следовательно, тот, кто велит нам познать самих себя, приказывает познать свою душу.
131
Алкивиад.По-видимому.
Сократ.Значит, тот, кому известно что-либо о частях своего тела, знает то, что ему принадлежит, но не самого себя.
Алкивиад.Это так.
Сократ.Следовательно, ни один врач не знает себя как врача, и ни один учитель гимнастики не знает себя как такового.
Алкивиад.Видимо, нет.
Сократ.Значит, далеко до того, чтобы земледельцы и другие ремесленники знали самих себя; вдобавок они, по-видимому, не знают и своих собственных свойств, но понимают лишь то, что более отдаленно относится к их ремеслу. Они разбираются только в том, что имеет отношение к телу и помогает за ним ухаживать.
b
Алкивиад.Ты прав.
Сократ.Если же рассудительность заключается в познании самого себя, то никто из них не разумеет этого искусства.
Алкивиад.Видимо, нет.
Сократ.Потому-то ремесла эти кажутся благородному человеку пошлыми и недостойными изучения.
Алкивиад.Да, безусловно.
Сократ.Значит, мы снова пришли к тому, что человек, заботящийся о своем теле, заботится о том, что ему принадлежит, но не о себе самом?
Алкивиад.По-видимому.
Сократ.Тот же, кто проявляет заботу об имуществе, заботится и не о себе и не о том, что ему принадлежит, но о вещах еще более отдаленных.
c
Алкивиад.Я с этим согласен.
Сократ.Ведь любитель наживы занимается даже не своими вещами.
Алкивиад.Это верно.
Сократ.И если бы кто был влюблен в Алкивиадово тело, он любил бы не Алкивиада, но что-то из принадлежащих Алкивиаду вещей.
Алкивиад.Ты говоришь правду.
Сократ.А тот, кто влюблен в твою душу?
Алкивиад.Вывод напрашивается сам собой.
Сократ.Значит, тот, кто любит твое тело, покидает тебя тотчас же, как только тело твое перестает цвести?
Алкивиад.Очевидно.
d
Сократ.Ну а кто любит твою душу, тот, видно, не покинет ее до тех пор, пока она будет стремиться к совершенствованию?
Алкивиад.По всей вероятности.
Сократ.Вот я и не ухожу, но остаюсь, хотя тело твое начинает увядать и другие тебя покинули.
Алкивиад.Ты хорошо поступаешь, Сократ, не уходи же.
Сократ.Так позаботься о том, чтобы стать по возможности совершеннее.
Алкивиад.Да, я позабочусь об этом.
e
Сократ.Значит, вот как обстоит твое дело: не было и нет, как видно, приверженца у Алкивиада, сына Клиния, кроме единственного и любезного ему Сократа [54], сына Софрониска и Фенареты.
Алкивиад.Воистину так.
Сократ.Не сказал ли ты, что я, подойдя к тебе, лишь немного тебя упредил, поскольку ты первым хотел подойти и спросить, по какой причине лишь я один тебя не покидаю?
Алкивиад.Да, так оно и было.
Сократ.Итак, причина заключается в том, что я был единственным твоим поклонником, все же остальные поклонялись не тебе, а тому, что тебе принадлежит. Но красота твоя увядает, ты же, напротив, начинаешь цвести.